Виктор Боярский - Семь месяцев бесконечности

Минус 42 градуса, поземка, собакам ужасно неохота выбираться из ящиков, в которых они спали, но идти надо. Мы с Джефом обычно укрепляем собачьи одеяла поверх нарт, с тем чтобы они немного просохли на солнце и морозе. Сегодня я немного утеплился и надел пояс, потому что ветерок, хоть и попутный, но пронизывал насквозь. До обеда удалось пройти 13 миль. Этьенн ознакомил всех нас, собравшихся за нартами Джефа, с последними новостями политической жизни, услышанной им сегодня утром по радио. Среди них главная — достижение принципиальной договоренности между Горбачевым и Колем о воссоединении Германии. Всех это почему-то несказанно обрадовало, но мои чувства были не совсем однозначны, так как эти проблемы сейчас не слишком сильно меня занимали. Куда больший интерес вызывала любая информация из дома, но ее было очень мало. За день прошли 45 километров и остановились километрах в трех позади тягачей. Завтра вечером мы должны были с ними стыковаться и провести весь послезавтрашний день вместе. Этьенн обещал мне сделать прокол абсцесса на десне, который локализовался, перестал болеть, но мешал адекватному восприятию жизни.

Если судить по карте, мы уже спустились ниже 3000 метров, но это пока, если и ощущалось, то очень незначительно. Джеф продолжил за ужином беседы на политические темы, начатые днем. «Ты знаешь, — сказал он, — все время, пока я учился в школе, нам говорили, что главную опасность для нас, англичан, представляете не вы, русские, как это принято думать, а Германия. Что касается вас, то я запомнил лишь великое множество комиксов на тему всевозможных вариантов нападения красных на американцев и бесконечных конфликтов между Советским Союзом и США, так что, возможно, объединение Германии не вызовет особого энтузиазма у нас на островах». Как бы в продолжение нашего разговора Джеф приготовил на ужин смесь из русской лапши и американских макарон. Я спросил его, не начнется ли извечный конфликт между русскими и американскими макаронами в наших бедных желудках. Джеф серьезно отвечал, что вряд ли это возможно сейчас, в период всеобщего потепления международных отношений. Но я, как лицо заинтересованное, предложил в качестве подкрепления направить вдогонку макаронам еще и русского мяса, чтобы нам по крайней мере не сомневаться в исходе возможной схватки и чтобы она к нашему обоюдному удовлетворению закончилась поскорее. Лагерь в координатах: 70,55° ю. ш., 95,72° в. д.

Ветер становился все заметнее. Постоянная поземка не давала собакам полноценно отдохнуть за ночь. Одних ящиков с одеялами явно не хватало, поэтому каждый вечер, разведя собак по местам и накормив их, мы выстраивали небольшие стенки из снежных кирпичей, которые хоть немного, но защищали их от ветра. Джеф делал это для всех своих собак, Кейзо только для трех, а Уилл не делал вообще. Поскольку нам предстояло завтра провести весь день в лагере, надо было как-то позаботиться о том, чтобы этот день стал днем отдыха и для собак. Накануне попросил по радио Сашу перед остановкой сориентировать тягачи таким образом, чтобы можно было укрыть за ними собак. За день прошли 43 километра. Тягачи встали по нашей просьбе так, что за ними образовался конус ветровой тени, достаточный для размещения всех трех упряжек. Мы с Джефом и Кейзо привязали своих собак рядом, а Уилл разместил своих между двумя тягачами и, как выяснилось утром, напрасно. Именно в этом месте ветер свирепствовал с особой силой, прямо как в аэродинамической трубе, так что нам пришлось перевести собак в другое место. На сегодняшнюю ночь мы с Джефом уступили свои места в палатке Андрею и Юре, которым захотелось вкусить походной экзотики. Я отвел их в нашу пирамиду, температура в которой была минус 17 градусов, поэтому, для того чтобы новые жильцы чувствовали себя уютнее, пришлось зажечь примус. Затем я наблюдал, как плотный Андрюша, облачившись в мои спальные одежды, устраивался в моем мешке. Спальник пришелся ему как раз впору, чего никак нельзя было сказать о другом жильце. Небольшой сухонький Юра как-то неожиданно быстро исчез в новом большом мешке Джефа. Причем исчез бесследно. Мои руки, пытавшиеся нащупать его, все время проваливались в пустоту. Пришлось раскрыть немного мешок и позвать его. Голос его, приглушенный расстоянием и мягкими звукопоглощающими стенками, звучал еле-еле. Наконец я добился того, что он занял правильное положение вдоль мешка, головой к выходу. После этого в целях безопасности я выключил примус и, пожелав походникам спокойной и теплой ночи, выбрался из палатки.

Ветер продолжал свою заунывную песню, в вечернем темнеющем небе плыла бледная луна. Я направился к новому месту жительства в тягач. Джеф уже спал на нижней откидной койке. В салоне было темно, тепло и тихо. Я быстро разделся и забрался на верхнюю койку. «Тринадцатое — не самое несчастливое число», — подумал я, засыпая. Спать было очень хорошо, но жарко, так что я даже ничем не укрывался, а утром было приятно слушать рассказы бывалых походников, прибежавших подозрительно рано для выходного дня, чтобы согреться после прекрасной ночи в палатке. Надо сказать, что, памятуя о кошмарной ночи «комсомольца» Михаила, который не смог отыскать выход из палатки, я снабдил Андрея и Юру всем необходимым для безбедного и безопасного существования в палатке в течение всей ночи, однако в целях все той же безопасности я рекомендовал им не зажигать с утра примус, а, собрав мешки, сразу же бежать греться в тягач. Они в точности последовали моей инструкции, однако, по их словам, сам процесс развязывания рукава и извлечения мешков из палатки, температура в которой упала ниже минус 35 градусов, несколько затянулся, и они примчались в тягач, не чуя ног от счастья и рук от холода… В то же время мы с Джефом, как бы демонстрируя более высокую приспособляемость своих организмов к самым различным внешним условиям, спали на новом месте хорошо и не испытали утром никаких особенных неудобств, сопутствующих, как правило, пробуждению в незнакомом месте.

Ветер усиливался, началась поземка, и мы решили принять дополнительные меры по защите собак. Джеф стал по обыкновению строить индивидуальные снежные барьеры для каждой собаки. Кейзо выкапывал для своих собак ямы, а мы с Этьенном перевели всех уилловских собак из полностью продуваемого коридора между тягачами вперед и разместили их прямо под капотами машин на солнце, проглядывавшем через снежную пелену поземки. Здесь им всем было заметно теплее. Своим хорошим настроением выделялся Рекс, которому, казалось, были нипочем ни мороз, ни ветер: он был бодр и игрив, впрочем, и все остальные собаки этой упряжки не вызывали особого беспокойства — все, кроме Баффи. Баффи никак не мог прийти в себя, по-прежнему выглядел подавленным и, несмотря на густую шерсть, трясся от холода как осиновый лист. Я отвел его в большие сани и укрыл между мешками и ящиками, по возможности защитив от ветра. У нас снова замена: вместо Папа и Блая на сани переехали Джуниор и Чинук, переехали с тем же диагнозом: ранение подушечек лап.