Игорь Фесуненко - Пост Леонардо

В отличие от Орландо, который был предупрежден о моем приезде радиограммой, Клаудио еще не имеет ни малейшего представления о том, кто пожаловал к нему в это душное октябрьское утро. Протягивая руку, он деликатно покашливает и вопросительно глядит на меня. Я представляюсь, и его выгоревшие брови удивленно ползут на морщинистый лоб:

— Вы что — из Москвы?!

— Вообще-то я москвич. Но сюда пожаловал из Рио.

Нас окружает такая же, как в Леонардо, пестрая любопытная толпа. Впереди мальчишки. Чуть поодаль степенные отцы семейств. За ними женщины. Почти все с младенцами, оседлавшими материнские бедра. Опираясь на палку, стоит в сторонке дряхлый старик. Его нижняя губа чудовищно растянута темным деревянным диском размером с чайное блюдце. Длинные седеющие волосы опускаются на плечи. Очевидно, это чукарамае, единственное племя Шингу, предпочитающее носить длинные волосы, а не стричь их, как остальные, «под горшок».

Пока изнемогающие от сознания важности исполняемой миссии мальчишки тащат наши чемоданы и рюкзаки к виднеющимся за деревьями хижинам, Клаудио приглашает нас познакомиться с Диауарумом.

Да, это действительно «край света»! Трудно найти на нашей беспокойной планете другую точку, столь удаленную от неоновых реклам и торговли в кредит. По сравнению с Диауарумом Леонардо выглядит шумным столичным центром. Как-никак в Леонардо имеется несколько каменных строений, какое-то подобие механической мастерской, и «контора», напоминающая солдатскую казарму, но вполне пригодная для жилья. А здесь, в Диауаруме, пожалуй, единственной приметой далекой цивилизации служат сарай, два крошечных деревянных шалаша да моторная лодка, приткнувшаяся к коряге на берегу Шингу. Рядом с одним из шалашей ютилась еще «столовая»: навес на четырех столбах с грубо сколоченным столом и вкопанными в землю лавками.

Несколько лет назад на этом месте находилась деревня суйа, от которой осталась пара старых малок. Где-то между ними покоятся в земле кости пятерых американцев, забравшихся сюда в конце XIX века вслед за Штейненом. Суйа встретили их гораздо менее гостеприимно, чем немецкого путешественника.

— Вы, вероятно, проголодались? — спросил Клаудио.

— Да, да, недурно бы и перекусить, — обрадовался Галон. — А потом, Клаудио, дай нам какого-нибудь специалиста по части рыбы, и мы организуем роскошный обед.

В «столовой» уже потрескивают разгорающиеся пальмовые листья и жизнерадостно звенят разбрасываемые по столу алюминиевые миски. Чумазый поваренок лет десяти от роду размешивает в небольшом котле коричневое варево: увы, все тот же традиционный «рис-фасоль».

Пока готовится завтрак, мы с Клаудио завершаем обход Диауарума. Он подводит меня к сараю, у которого толпятся десятка полтора мальчишек.

— Тут наша рация, — говорит он. — Сейчас меня будет вызывать Орландо.

Я заглядываю в дверь поверх голов благоговейно замеревших сорванцов. У старенькой рации сидит парнишка лет двадцати, если не меньше, и сосредоточенно, словно это является самым привычным занятием сынов Шингу, крутит рукоятки. Я удивленно смотрю на Клаудио, предполагая, что сейчас он прогонит мальчишку, но Клаудио молча улыбается и лезет за сигаретой.

— Видали? — говорит он закуривая. — Это моя правая рука. Мой премьер-министр, Аруйаве.

«Премьер-министр», не обращая на нас никакого внимания, продолжает вслушиваться в треск эфира. Вдруг лоб его сосредоточенно морщится, Аруйаве берет микрофон и, не теряя достоинства, провозглашает:

— Алло! Алло! Леонардо! Алло, Леонардо! Вас вызывает Диауарум! Как слышите? Прием! Алло, Леонардо! На связи — Диауарум! Перехожу на прием!

Он щелкает ключом, переключая рацию на прием. Сквозь треск и шумы откуда-то издалека, словно с другой планеты, выплывает знакомый голос:

— Вас слышим, Диауарум! Вас слышим! Алло, алло! На связи — пост Леонардо. Вас слышим хорошо. Что нового? Что нового? Как слышите? Прием!

Аруйаве удовлетворенно шурит глаз и окидывает утомленным и строгим взглядом робко толпящихся у входа в шалаш соплеменников. Вероятно, с таким же выражением снисходительного сочувствия к менее удачливым собратьям его отец и дед возвращались некогда в деревню после хорошей охоты, неся на плече тушки жирных макак. Насладившись минутой почтительного молчания, Аруйаве небрежным движением руки вновь переключает рацию и спокойно отвечает:

— Алло, алло, Леонардо! Вас слышим отлично. У нас все в порядке! У нас все в порядке! Вчера был дождь и ураган. Дождь и ураган! Сорвана крыша склада. Сорвана крыша склада! Затопило плантации кукурузы. Затопило плантации кукурузы! Кончается рис и фасоль! Кончается рис и фасоль! Если через неделю не будет прислано продовольствие, будет плохо. У детей суйа эпидемия коклюша! Эпидемия коклюша! Клаудио просит прислать лекарств. Нет лекарств. Дети болеют! Клаудио срочно просит лекарства! Кончаю, у нас все в порядке! У нас все отлично. Как слышите? Прием!

У них все отлично... Только кончился рис, затопило плантации, дети больны коклюшем и нет лекарств. А в остальном... Да, этот парень, можно было поручиться, не умрет от инфаркта. Клаудио молча улыбается, глядя на деловито прощающегося с Орландо Аруйаве. Улыбается так, будто разделяет оптимизм своего «премьер-министра».

Потом мы завтракали, обжигаясь «рис-фасолью». Галон, размахивая ложкой, рассказывал, как в позапрошлом году чукарамае, явившиеся с визитом вежливости к Клаудио, чуть не устроили тут, в Диауаруме, настоящую войну. Клаудио смущенно улыбался, уткнув глаза в миску. И нельзя было понять, как он относится к тому, что говорил Галон. И если подогретый привезенным нами виски Галон не преувеличивал, то эпизод сей вполне заслуживал включения в мой путевой дневник.

— Чукарамае прибили и съели поросенка. Думали, что он дикий, а он оказался из хозяйства Диауарума. Несколько журуна, которые помогают тут Клаудио, возмутились и устроили скандал. Сначала просто ругались. Потом детишки журуна закидали камнями мальчишку чукарамае, когда он залез на дерево в поисках плодов гойабы. Чукарамае начали мазаться черной краской, что означает объявление войны. Тогда в дело вмешался Клаудио. Он велел всем журуна успокоиться и прекратить подготовку к войне. И еще велел прислать к нему Кретире, вождя чукарамае. Кретире явился с группой своих воинов. Но Клаудио сказал, что будет разговаривать с ним одним. Кретире упрямился, но потом согласился. Он вошел в шалаш, где лежал Клаудио, и стал кричать: «Клаудио, ты мне не отец! Я тебя не боюсь, я тебя убью!» Потом сказал, что его племя самое сильное, что они никого не боятся, всех поубивают и сожгут Диауарум.

Клаудио, лежа в своем гамаке, дал ему выговориться до конца. Потом заговорил сам. Два часа никто не входил в хижину, где были Клаудио и Кретире. Два часа стояли, как часовые на посту, выкрашенные в черную краску воины чукарамае. Через два часа Клаудио и Кретире вышли наружу. Старый вождь плакал. Прощаясь, он обнял Клаудио и, прислонившись головой к голове, пообещал: «Чукарамае теперь будет хорошим. Чукарамае был совсем глупым».