Генри Мортон - По старой доброй Англии. От Лондона до Ньюкасла

Сюда, на Главную портовую дорогу, стекаются товары со всего мира. Отсюда они расходятся по английским фабрикам и заводам, обеспечивая их бесперебойную работу. Здесь можно увидеть хлопок для Ланкашира и табак для Ноттингема, металл для бирмингемских сталелитейных заводов и шерсть для севера страны, а также сырье, которое отправится долгим путем на английские машиностроительные заводы. Более трети всего британского экспорта поступает в Ливерпуль и проходит по Главной портовой дороге.

Чем дольше вы всматриваетесь в эту картину, тем большее волнение поднимается в душе. Подумать только: в самых удаленных уголках земли многие тысячи людей трудились, чтобы наполнить эти грузовики и повозки, которые сейчас проходят мимо вас. Глаз выхватывает на ходу то наименование города, то обозначение страны-отправителя. Широчайшая география представлена на этой дороге: вот апельсины из Яффы и лимоны из Неаполя, вот лук из Египта и Валенсии, грейпфруты с далекой Кубы, шерсть с запада и замороженная говядина из Аргентины… И это лишь немногие грузы из бесконечной транспортной колонны.

За высокими стенами располагаются вместительные портовые склады, которые принимают и размещают у себя всю эту продукцию. Сквозь щель в воротах оттуда, изнутри, можно разглядеть корабль, который только недавно причалил к ливерпульской пристани и сейчас готовился разгружать свои трюмы — к нему уже выстроилась длинная очередь из пустых тележек. А по соседству, наоборот, идет загрузка судна, собирающегося в далекое плавание. На его сходнях толпятся люди, огромные подъемные краны со скрежетом разворачивают стальные стрелы, подхватывают предназначенные к отправке ящики и, развернувшись по плавной дуге, опускают их в бездонные глубины трюма.

От Главной портовой дороги к воротам склада отходит ответвление, по которому день-деньской тянутся телеги и повозки с важными грузами.

А сама дорога уходит вдаль — туда, где стоит Ливерпуль с его прекрасными зданиями, с его многочисленными знаками элегантной роскоши, с его жителями, большая часть которых так или иначе связана с непрерывным грузопотоком по портовой дороге.

Город этот многолик и разнообразен, и я сохраню о нем множество ярких и приятных воспоминаний. Однако если меня попросят в двух словах описать лицо Ливерпуля, то я назову, пожалуй, прежде всего корабль, входящий в русло Мерси из открытого моря, и вот этого самого шайрского тяжеловоза — крутые бока лоснятся и блестят на солнце, под гладкой кожей, точно сталь под бархатом, перекатываются могучие мышцы; он мерно шагает по Главной портовой дороге, стягивая воедино все концы необъятного мира.

Славная история Главной портовой дороги… Однако есть у нее и другая сторона.

Если вы придете в порт ранним утром, то застанете дорогу серой, холодной и непривычно пустой. На ней не видно ни повозок, ни грузовиков, ни автофургонов — ничего, что бы соответствовало привычному облику дороги. В этот час корабли еще только просыпаются: из-за высокой портовой стены доносятся разрозненные голоса и аппетитные запахи жареного бекона и свежесваренного кофе. Якорные огни кажутся бледными в занимающемся свете зари, на небе гаснет последняя звезда. Наступает новый трудовой день.

Перед массивными воротами дока, в котором стоит предназначенный для разгрузки корабль, собралась толпа в пятьсот человек. Достаточно пробежаться беглым взглядом по их лицам, чтобы познать унизительную трагедию временных рабочих. Причем это не является отличительной особенностью Ливерпуля. Точно такую же картину я видел ранним утром и у ворот Лондонского порта. Все эти лица — приятные, несимпатичные, или просто обычные, так сказать, повседневные — объединяет одно и то же выражение потерянности и неуверенности в себе, погасший, ускользающий взгляд и выражение робкой надежды (или же, наоборот, мрачной безнадежности). Не знаю, как у вас, а у меня сердце разрывается от подобного зрелища. Даже животное, оказавшись никому не нужным, выброшенным из жизни, чувствует себя несчастным. Что уж тогда говорить о людях, которые вынуждены изо дня в день ощущать свою невостребованность и неприкаянность!

Многие из них выглядят униженными и придавленными, встречаются и поистине трагические персонажи. Все они пришли сюда в поисках работы. Есть такие, кто намеревается немедленно обратить заработанные деньги в выпивку. Но есть и такие (и их немало), кто думает о хлебе насущном. У многих остались дома жена и дети. Все эти мужчины вынуждены были на рассвете покинуть теплую постель, не побрившись (а часто и не позавтракав), явиться сюда и стоять в тусклом свете наступающего дня, предлагая свои руки и спины — точь-в-точь, как это делали их предшественники из Тира и Сидона. Думаю даже, что жителям древних городов приходилось легче. Ведь они являлись чьими-то рабами, и хозяин обязан был, как минимум, накормить своего раба. Для современных же людей свобода означает прежде всего свободу невозбранно голодать!

Мужчины стоят понуро, почти не разговаривают между собой. Холодное (и голодное) утро уже само по себе не располагает к общению, а тут еще дело осложняется тем, что все эти люди — конкуренты. Их здесь полтысячи, а на разгрузку требуется всего шестьдесят два человека. Наконец ворота со скрипом отворяются, и звук этот оказывает магическое воздействие на толпу: люди мгновенно оживают, приходят в движение, словно металлические опилки, попавшие в электрическое поле. Некоторые бессознательно потирают руки — будто им прямо сейчас предстоит таскать тяжелые ящики и баулы. Другие, угрожающе стиснув кулаки, пытаются пробраться поближе к воротам. Двое-трое доходяг — которые, судя по их виду, не способны поднять и котенка — инстинктивно приосаниваются, расправляют плечи, пытаясь произвести впечатление вполне себе крепких и работоспособных мужчин.

Из ворот выходят двое, один из них вооружен блокнотом. Они намереваются набрать достойное пополнение в свою корабельную бригаду. Бледные лица подтягиваются ближе, образуют взволнованный кружок. Мужчина с блокнотом, по виду, десятник оглядывается по сторонам.

— Ты! — выкликает он громким, уверенным голосом и тычет пальцем в толпу. — И ты, и ты… и ты в зеленой кепке… и ты — нет, не ты! Отойди в сторону! Мне нужен тот тип, что позади тебя… и еще вон тот, с трубкой.

Действо, разворачивающееся под серыми утренними небесами, напоминает то, что в незапамятные времена происходило на невольничьем рынке.

Сопровождающий десятника зорко следит, чтобы никто из отвергнутых бедолаг не затесался в число счастливчиков, на сегодня допущенных к деятельности Ливерпульского порта. А то ведь они хитрые бестии!