Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

– Этого никто не отрицает, но... – возразил один из Офицеров Ратманову, – ведь Беринг сам писал, что, по сло­вам жителей Анадырского острова, против Чукотского носа живут бородатые люди, от коих чукчи и получают деревян­ную посуду, выделанную по русскому образцу, причем в яс­ный день можно видеть к востоку землю. Кто же мог научить этих восточных жителей делать русскую посуду? Военные моряки?.. Нет уж! Именно «прочие» это и сделали! А вот вам другие примеры. Вскоре после смерти Петра Великого, чуть ли не в том же или в следующем году, якутский казацкий голова Афанасий Шестаков доставил в Петербург карту с обозначением северо-западного берега Америки, и ему было поручено проведать эту землю против Чукотского носа. А в тысяча семьсот тридцать втором году подштурман Федо­ров и геодезист Гвоздев побывали в Америке и описали неко­торые острова.

– Я не могу отказать себе в удовольствии привести к тому, что тут уже сказали, несколько справок, полученных мною от Булдакова, – вмешался лейтенант Головачев. – В 1743 году на американских берегах побывали купец Сереб­рянников и сержант Нижне-Камчатской команды Басов. В 1745 году предприимчивый сержант, уже с другим компанионом, иркутским купцом Никифором Трапезниковым, плы­вет туда же во второй раз. Есть сведения, что плавал он еще два раза, но дальше Туманного острова не заходил, а вообще крепко он обосновался на Медном. Наконец, обратите вни­мание, что Басов из первого своего путешествия привез для показа больше пуда самородной меди, несколько фунтов какой-то руды, мешочек самоцветных камней и даже «незнаваемую новокурьезную рыбку». На его рапорт о путешествии, добредший до сената, состоялся указ, которым было поруче­но нашему гидрографу адмиралу Алексею Ивановичу Ногае­ву составить на основании всех имеющихся сведений карту. Само собой разумеется, – продолжал Головачев, – тотчас же нашлись подражатели Басова: купцы Дальский-Чебаевский, Трапезников, Чупров. Они отыскали одного из бывших матросов, тобольского крестьянина Неводчикова, побывавше­го в Америке с Берингом. Через три месяца по возвращении Басова, в сентябре 1745 года, Неводчиков плывет к островам, названным Берингом островами Обмана. Путешествие при­несло Неводчикову славу новооткрывателя неизвестных островов, и он, по именному указу императрицы, был произ­веден в подштурманы...

– Головачев, пощади, скучно! – заныл Толстой.

– Хочешь спорить, наберись терпения и слушай, – отве­тил ему Головачев и продолжал с горячностью защищать русских пионеров, создавших твердую основу для освоения русскими земель в отдаленной Америке.

– Знаете ли вы, – говорил он, – что до 1764 года было зарегистрировано тридцать два путешествия к Алеутским островам и берегам Америки? В царствование Екатерины та­кие путешествия все чаще именовались в официальных актах подвигами.

– Вспомните хотя бы о походах таких русских кораблей, как «Георгий Победоносец» – якутского купца Лебедева и рыльского купца Григория Шелихова, «Зосима и Савватий» – купца Протасова, «Варнава и Варфоломей» купцов Шелихова, Савельевых и Пановых, «Георгий» – тех же Па­новых, еще один «Георгий» – Лебедева-Ласточкина...

– Что же вы хотите этим сказать? – спросил Ратманов.

– Как что? Вы же, Макар Иванович, отрицаете заслуги «аршинников» в деле открытия новых земель?

– Да, отрицал и продолжаю отрицать, потому что вы ничего не доказали. Скажите, что именно и кто из них от­крыл? А что они плавали, грабили туземцев и привозили из разных мест меха и богатели, этого мало, – мы говорим об открытиях, дорогой лейтенант.

– Положим, Макар Иванович, купеческие суда, которые я перечислил, не только, как вы говорите, грабили, но и опи­сывали новые земли, завязывали с туземцами постоянные сношения.

– Назовите их, – раздались голоса.

– Возьмем, например, иркутского купца Трапезникова. Он прожил на разных Алеутских островах четыре года. Мо­реход московского купца Никифорова, мещанин Степан Глотов, в 1759 году открыл острова Умнак и Уналашка и прожил здесь три зимы, а бывший с ним казак Пономарев составил, вместе с купцом Петром Шишкиным, довольно обстоятельную карту Алеутских островов. Селенгинский ку­пец Андреян Толстых вместе с казаками Лазаревым и Вастютинским открыли целых шесть островов, названных впослед­ствии в его честь Андреяновскими. Степан Глотов на судне «Андриан и Наталия» купцов Чебаевского, Поповых и Соликамского первый приблизился в 1764 году к материку Америки и первым ступил на остров Кадьяк...

Споры эти прекращались обычно тогда, когда в кают-компанию вбегал кто-нибудь из молодых офицеров, кричал: «Господа, на горизонте земля!» – или: «Корабль по правому борту».

Все высыпали на палубу...

Голые каменистые острова с одинокими, упирающимися в небо пиками сменялись не похожими на них – плоскими, покрытыми дремучими девственными лесами. И те и другие таинственно и жутко молчали и казались необитаемыми. Гробовая тишина нарушалась только мерными всплесками волн, рассыпающихся в мельчайшие брызги от неумолимых тяжелых ударов о скалистые стены.

Безлюдным казалось и море. Редко-редко появится на миг черная глянцевитая спина кита и тотчас скроется в без­донной темной глубине. Ни корабля, ни лодки.

Так казалось... А на самом деле здесь клокотали и бур­лили неуемные человеческие страсти.

О белых людях и об их повадках от мала до велика хо­рошо знали не только на западном конце цепи Алеутских островов и на примыкающей к Аляске Уналашке, но и по всему побережью Северной Америки, вплоть до самой Кали­форнии.

Причиняемые белыми обиды не забывались, воспомина­ния о них передавались из рода в род, а слух о каждом новом прибытии белых с необъяснимой быстротой распрост­ранялся по бесчисленным островкам и вечно враждующим друг с другом селениям туземцев. Крепко сжимали боевое копье и испытанный боец и впервые в жизни по-настоящему вооруженный неопытный мальчик. Грозно сверкали зоркие глаза их, когда на горизонте появлялась неуклюжая тяжелая деревянная шлюпка или грузный, безобразно высокий и неповоротливый, но страшный своим огневым вооружением галиот.

Белые приходили с запада и с юга. Они всегда интересо­вались друг другом, дружили, а за спиной каждый из них старался чем-нибудь досадить другому.

Туземцам было очень хорошо, когда белые ссорились: тогда за бобра давали вдвое больше тканей, бус и железа, а белые, пришедшие с полудня, охотно давали и ружья, и порох, и даже медные звонкие пушки.

Пусть эти люди с полудня иногда и обижали островитян, но они не засиживались: приходили и уходили. А вот люди «русс» последнее время стали селиться, строиться и, казалось, совсем не думали уходить. Мало того, они стали при­возить кадьяковцев, воинственных чугачей, медновцев и дру­гих островитян и вместе с ними промышляли и бобров, и морских котиков, и даже рыбу.