Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

– Верно, стараются возвратить полученные в свое время взятки, – смеялся местный английский коммерсант и винный король Армстронг. – Губернаторы, между нами, до сих пор все были взяточники, и это неудивительно, если сравнить их ничтожное содержание с содержанием главы здешней инк­визиции. Католический епископ официально получает сорок тысяч пиастров в год, а губернатор – шесть... Испанская ка­толическая инквизиция здесь в силе, перед нею дрожат не только местные жители всех вероисповеданий, но и сам губернатор. Она сует нос даже в его гражданское управление.

Посол заинтересовался предстоящей возможностью озна­комиться с иностранной колонией и установившимися в ней порядками: колония была испанской. Шемелин уже успел не только получить некоторые сведения об этой колонии от лей­тенанта Головачева, но и его заставил прочитать все, что оказалось в корабельной библиотеке по истории и географии на иностранных языках.

Братья Маврикий и Отто Коцебу тоже жадно читали все о Канарских островах, что было в книгах корабельной биб­лиотеки. Из книг они узнали, что островерхие горы не что иное, как описанные Гомером таинственные Геркулесовы столбы, на которых «держится небесный свод», за которыми «кончается земля», что в глубине моря здесь покоится не менее таинственная и легендарная Атлантида, что счаст­ливое, гордое и высококультурное племя Канарских абори­генов, гуанхов, уничтожено без остатка.

Разочарованно бродили они по широким и прямым ули­цам города, смотрели на красивые, в мавританском вкусе, обсаженные цветами колодцы без воды, наполняемые процеживаемой через пористый камень стекавшей с гор дождевой водой.

На городской площади масса народу в разнообразных национальных одеждах: смуглые африканцы в чалмах, в привязанных к плечу кайках и полусапожках из красной кожи, важные, по-индюшьи напыжившиеся испанцы, заку­танные и зимой и летом в теплые суконные плащи. Тут же проходят португальские и испанские ремесленники и вино­градари, земледельцы с шелковой сеткой на головах, обутые в толстые эспадрили. В толпе озабоченно шныряют разнос­чики. Медленной походкой, закрывая половину лица, дви­жутся женщины. Они смуглы и худощавы, рты слишком велики, а носы слишком орлины, но белые ровные зубы, кра­сивые, резко очерченные брови и живые глаза скрадывают недочеты. Они набрасывают на голову до самого лба ман­тильи, закрывая шею, плечи и руки. Это придает им какой-то особо щегольской вид.

И на каждом шагу – назойливые нищие. Они милостыни не просят, отнюдь нет, они требуют исполнить «вашу картиллу». От них и монахов нет спасения. Прохожие оста­навливают монахов, суют им деньги, просят молитв.

Коцебу, Головачев и взятый ими с собой егерь Иван, боясь потерять друг друга в толпе, озирались по сторонам. Они подошли к городскому фонтану из черной лавы, в ко­торый вода подавалась с гор по деревянной трубе. Здесь на площади стояла каменная беломраморная статуя бого­матери, на беломраморном же постаменте, по углам – че­тыре статуи последних властителей древнего народа. Ис­панская надпись гласила, что «заступничеством богоматери» испанцам удалось истребить гуанхов.

Сильный, гигантски рослый и красивый народ гуанчи, или гуанхи, рыцарски доверчивый и добродушный, стерт с лица земли пигмеями испанцами. Овеянная поэтическими леген­дами счастливая земля титанов, земля амазонок и горгое, страна, где цвели легендарные гесперидские сады с золоты­ми яблоками, бесследно исчезла в пучинах моря. Станови­лось как-то не по себе...

Слава счастливой Атлантиды далеко распространилась по белу свету, к этой стране со всех сторон еще в доисто­рические времена протянулись алчные руки завоевателей. Сюда проникали неутомимые и дерзкие финикияне, пред­приимчивые и воинственные моряки карфагеняне, сюда мав­ританский царь Юба посылал армады завоевателей, в XII и XIII веках здесь побывали пронырливые генуэзцы и, нако­нец, в XIV столетии за четыреста золотых флоринов взятки римский папа Климент VI данной ему «божественной» вла­стью рискнул подарить остров испанскому наследному прин­цу дону Людовику де ля Серда, ненасытному властолюбцу, которому не терпелось посидеть на троне. Но одно дело подарить не принадлежащее, а другое – взять, сорвать зрелый плод. Это Серда не удалось. За ним идут ис­катели приключений из Арагонии, потом португальцы, и только в конце XV века гуанхи пали под мечами чу­жеземцев.

Однако завоеватели не разбогатели после победы. Лени­вые и беспечные, они принесли сюда не культуру, а одича­ние, не богатство, а разорение. Они довольствовались лишь дикорастущими плодами, морской рыбой, да по нескольку раз в неделю участвовали в религиозных процессиях. И толь­ко сравнительно небольшая часть их в далеких горах тяжело трудилась над виноградниками... Нужда ввергла местное население в нищету и воровство, а женщин – в разврат.

* * *

Открывшиеся было 1 декабря зеленые берега Бразилии вместе с заносимыми ветром на корабль ярко окрашенными громадными бабочками и замысловатыми, ярчайшей лазури, зелени, чистого золота и серебряными рыбами-дорадами ис­чезли. Противный ветер отнес корабли опять далеко в море, и только неделю спустя, после сильного шторма, корабли опять принесло к потерянному было берегу.

Вышедшие навстречу на лодке португальские лоцманы взялись провести их узким проливом в гавань на остров Святой Екатерины, где и стали на якорь в двадцати верстах от города Ностра-Сенеро-дель-Дестеро, резиденции бразиль­ского губернатора. Губернатор тотчас же уступил российско­му послу и его свите свой загородный дом. На кораблях за­кипела работа по заготовкам продовольствия и дров и во­зобновлению запасов пресной воды.

С сожалением пришлось Шемелину бросить отчетную работу и переехать на берег, в губернаторский дом. Он чув­ствовал себя скверно: рвота, сильные рези в животе и тупая головная боль не прекращались. Желудочными болями страдали и все остальные – не то от бразильского климата, не то от свежей воды. Могло быть, впрочем, и от арбузов или свинины. На теле у многих матросов появились вереды и сыпь, причинявшие при потении нестерпимый зуд.

Судовой врач Эспенберг усиленно поил матросов еловым пивом, пуншем, чаем с лимонным соком – ничто не помо­гало. Однако через три дня приступы болезни ослабли, а по­том и совсем исчезли.

Однажды вечером, работая у себя в комнате, Шемелин услышал доносившиеся из-за дома страшные резкие звуки. Словно ночные сторожа, как в деревне, ударяли по висящей деревянной доске большой колотушкой. Тотчас же к коло­тушке присоединялись трещотки и неистовый собачий лай.

«Посмотреть, не тревога ли какая?» – подумал он и вы­бежал из дому. Звуки доносились со стороны пустыря, то­нувшего в сизом тумане. «А может, игры какие-нибудь?» Он оглянулся и пошел крадучись. Но, дойдя до обрывистого кочковатого и мокрого края болота, в полном недоумении остановился: звуки действительно шли прямо с болота, при­меченного им еще днем.