Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

Береговая стража обнаружила трехмачтовый корабль еще накануне. Время было тревожное – всего можно было ожи­дать, тем более что корабль – военный и никому в голову не пришло, что это та самая вполне мирная «Надежда», которая фактически должна сейчас стоять у Нагасаки и вязать тор­говые узы с Японией.

Петропавловский комендант майор Крупский озабочен: к встрече неизвестного военного корабля надо приготовиться, а гарнизон почти весь в разгоне. Он спешно сколачивает от­ряд из наличных солдат и канониров, втаскивает на батареи пушки и наскоро набрасывает план упорной обороны. Ко­рабль-незнакомец на всех парусах, никак не сигнализируя, уверенно входит в гавань, не обнаруживая своих намерений. От берега отваливает катер с офицером и широкими взма­хами весел быстро приближается к кораблю. Взволнованный офицер не видит ясно выведенного российскими буквами названия.

– Какое судно? Откуда? – спрашивает он не своим голо­сом и не верит собственным ушам: с корабля насмешливо от­вечают по-русски:

– «Надежда»... из Санкт-Петербурга!

– Становитесь на якорь вот там! – радостно кричит офи­цер, показывая рукой место. – Глубина семь-восемь сажен... А я спешу уведомить коменданта... Поздравляю с благополучным прибытием!

Катер неуклюже поворачивает обратно.

Артиллеристы торопливо перезаряжают пушки холостыми, и одиннадцать выстрелов, повторяемые гулким горным эхом, радостно сливаются с выстрелами «Надежды». С шумом па­дает в воду тяжелый якорь.

На шканцах, в камергерском мундире, худой, высокий, с лихорадочно горящими глазами, появляется Резанов и осе­няет себя широким крестным знамением.

Не задерживаясь на корабле ни одного часа, он садится в шлюпку и минут десять спустя сходит на берег.

Крупский рапортует послу состояние вверенного ему пор­та и приглашает к нему «откушать хлеба-соли».

За обедом гости до отвала насыщались похожею вкусом на лососину горбушей и тихоокеанской камбалой. Черный, хо­рошо выпеченный хлеб ели с редким удовольствием, подолгу нюхали, вдыхая его особенный, вкусный кисловато-парной запах.

– Мне кажется, я и не жую его, – уверял Шемелин, – а он сам тает у меня во рту, как сахар. А вода!.. – и он ра­достно причмокивал, выпивая уже шестой стакан чистой, прозрачной авачинской воды.

Крузенштерн торопился: надо было спешить в Японию, так как долгая задержка грозила лишней зимовкой и поте­рей почти целого года. Но злополучная течь требовала проконопатить почти весь корабль.

«Надежда» спешно начала расснащаться на следую­щий же день и одновременно разгружалась от товаров компании.

Придя к Ситхе, «Нева» стала на якорь в устье Крестов­ской гавани.

Вдали – вечно белая гора Эчком, кругом крутые берега, сплошь покрытые ощетинившимся лесом. Дикость природы, напряженная настороженность и неизвестность...

После шумного Кадьяка безмолвие тяготило, а суро­вость природы заставила приутихнуть даже неугомонную молодежь.

Внезапно вынырнул из-за мыса четырехместный бат. Бесстрашно подошел он к борту корабля, но так же внезапно и торопливо отвалил, как только увидел показавшиеся из-за островов две большие байдары. Байдары были компанейские, с «Екатерины» и «Александра». Они уже десять дней поджи­дали здесь Баранова.

Вечером к «Неве» опять подходили баты с вооруженными колошами.

Корабль еще более насторожился, и по приказанию Лисянского матросы всю ночь держали пушки наготове.

Из-за полного безветрия в гавань не могли войти три дня, и в конце концов пришлось втягиваться на верпах.

Вырученный Барбером после падения Ситхи партовщик Плотников не спускал глаз с берегов и стоявшего на якоре американского корабля. Он увидел, как к кораблю подошел бат с тремя гребцами. Узнав тойона Котлеана и выздоровев­шего молодого Скаутлелта, он тотчас же сообщил об этом на «Неву». Как только бат отошел от корабля, за ним погнался спущенный с «Невы» вооруженный ял. На «Неве» с большим интересом наблюдали за легким ходом бата, который словно летел, едва касаясь воды. Он уходил, но не бежал, колоши смеялись и поддразнивали гребцов тяжелого, неуклюже­го яла.

Прошло еще пять дней, и со стороны ситхинцев началась охота на белых. Лисянский только успел отправить за рыбой две байдары, как с корабля была замечена пробиравшаяся у самого берега большая лодка с двенадцатью раскрашен­ными и осыпанными пухом людьми. Пришлось пугнуть их пу­шечным выстрелом. В тот же день другой колошский бат открыл огонь по «Неве», пули пробили спускаемый на воду катер.

Колоши явно бросали вызов, но предпринять против них что-нибудь серьезное Лисянский до прихода Баранова не ре­шался. Заниматься промерами и составлением карт было опасно. Проходил день за днем, вынужденное бездействие раздражало Лисянского.

На совещании с капитанами «Александры» и «Екатерины» пришли к выводу, что Баранов погиб. Положение обоих компанейских суденышек было незавидное: две шестифунтовые пушки и два четырехфунтовых картауна не обеспечивали ма­ло-мальски серьезной операции. Еще хуже обстояло дело с такелажем. Наступали долгие ночи, туманы, дожди. Надо было либо уходить, либо готовиться здесь к зимовке... Ли­сянский возмущался, но решил на всякий случай довооружить оба судна компании.

Однако предположения о гибели Баранова оказались неверными.

После падения Ситхи к Баранову на Кадьяк стали подхо­дить суда Российско-Американской компании: «Екатерина» от Кускова из Якутата, галера «Ольга» из Уналашки, бриги «Александр» и «Елисавета» из Охотска – эскадра хоть куда! Баранов взволнованно раздумывал: «Хорошо бы выступить со всей флотилией отбивать Ситху, но можно ли решиться на это, когда время стоит смутное, а товаров накопилась тьма?.. Не потерять бы накопленное!» И скрепя сердце он отправил «Ольгу» на Уналашку, где скопилось много ценных мехов, а склады были малы и плохи: шкурки портились. Ка­питану «Ольги» дал поручение зайти на острова Павла и Ге­оргия и временно закрыть там котиковые промыслы, обильные, но пока излишние. «Екатерину» пришлось отослать в Якутат к Кускову да к ней прибавить на всякий случай и «Александра».

«Ольга» выполнила поручение и вернулась довольно скоро. Двадцать тысяч доставленных ею котиков и бобров, которые, по самому скромному подсчету, стоили больше миллиона рублей, были погружены на бриг «Елисавета» и от­правлены в Охотск, а сам Баранов, не утерпев, оставил остров Кадьяк и на галере «Ольга» отправился к Кускову в Якутат, не оставляя надежды двинуться оттуда к разорен­ной Ситхе.

– Ну что ты, Александр Андреевич, – убеждал его Кус­ков, – присмотрись хорошенько, что делается кругом. Не верь ты мирному настроению тойонов. Они теперь боятся возмездия, это верно, но и готовятся к сопротивлению. А что, если твои силы окажутся недостаточны? Время уже осеннее, байдаркам трудно да и опасно – могут погибнуть от бурь. Давай построим за зиму еще два кораблика, а там весной, с божьей помощью, и двинемся умиротворять ко­лошей.