Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

Шемелин молча молился в своей каюте, прислушиваясь к ужасающим ударам огромных волн в борта корабля.

«Конец! Вот и конец всему...» – мелькало в уме блед­ного как полотно Резанова.

Крузенштерн не сводил глаз с барометра: он больше упасть не мог, ибо столбик ртути давно исчез за последней, низшей отметкой – 27 дюймов.

«Ниже двадцати семи дюймов! Я никогда ничего подоб­ного не наблюдал, – молча изумлялся он. – Вот они, тай­фуны японских морей!»

Так продолжалось целых пять часов. Корабль тяжело выбирался из пучин на гребни волн и опять стремглав обрушивался в водяную бездну, зарываясь в нее то носом, то кормой...

Внезапная перемена направления ветра легко повернула «Надежду» на девяносто градусов, а набежавшая сзади вол­на, играя, перемахнула через корабль, унося с собою оторванную галерею капитанской каюты. В следующую минуту раздался оглушивший многих удар вала о корму, посыпа­лись стекла вместе с вырванными из гнезд рамами – в каюты хлынула вода. Она каскадами вливалась через все люки на нижнюю палубу. Прихлопнув ставни и удерживая их аншпугами, офицеры, стоя по пояс в воде, старались задер­жать дальнейшее вторжение взбесившегося моря внутрь ко­рабля.

Три матроса, вцепившиеся изо всей силы в рулевое коле­со, вмиг были сорваны с мест и с силой брошены на палубу. Оторвавшийся вместе с тяжелыми винтами сундук, напол­ненный ружьями, пистолетами и саблями, пронесся мимо них, ломая все на пути...

Не растерявшийся Крузенштерн, однако, умело восполь­зовался мгновением перемены ветра. Выполняя его команду, матросы успели поставить штормовую бизань. Теперь мож­но было как-нибудь держаться по ветру, рискуя, правда, на­лететь на невидимую землю и на рифах похоронить навсе­гда и корабль и экипаж...

Только глубокой ночью буря стала затихать, а утро ода­рило измученных людей такой яркой и чистой улыбкой, что если бы не многочисленные поломки на корабле, то все пережитое можно было бы приписать кошмару.

Однако коровы и овцы с окровавленными мордами, не­вообразимый беспорядок на палубе, вода в каютах на целых три фута и болтающиеся на легком ветерке обрывки пару­сов и веревок наглядно показывали, что корабль был на волосок от гибели.

Проходили вдоль зеленых берегов неизвестных остро­вов. Попадались лодки и даже какие-то большие, странные парусные суда, но люди на них были глухи и немы. Они не могли не видеть трехмачтового, вооруженного пушками ино­странного корабля, но не только не стремились подойти к нему, а, наоборот, быстро уходили, никак не отвечая даже на призывы в рупор на японском языке.

– Похоже на то, что им запрещено иметь сношения с иностранцами, – высказал свое предположение Головачев, вглядываясь в большую, удирающую от корабля лодку.

– Может быть, просто боятся, не обидели бы? – заме­тил Ратманов. – Во всяком случае, это неприятно.

Наконец-то при дружной настойчивости всех четырех японцев, бывших на корабле, удалось уговорить одну из приблизившихся рыбачьих лодок вступить в переговоры, объяснив рыбакам, что судно военное российское и что оно имеет разрешение от самого императора Кубо-Сама войти в Нагасакский порт.

Опасливо оглядываясь по сторонам, рыбаки поднялись на корабль, наскоро выпили предложенной водки и сказали, что Нагасаки близко и к вечеру можно до него дойти. Они перечислили все находящиеся там голландские и китайские купеческие суда и, самое главное, сообщили, что за «Надеж­дой» и ее курсом следят с берегов уже четвертый день. Не пробыв на корабле и четверти часа, гости поспешили отойти.

А через час японская лодка с десятью гребцами и двумя офицерами смело приблизилась к «Надежде». С лодки по­просили бросить чалку. «Надежда» даже накренилась на один бок, ибо все кинулись поглазеть на японцев.

За поясом у одного из приезжих торчали два меча. Заметив стоявших у фалрепа офицеров, японец, низко поклонившись, спросил: «Какое судно? Откуда? Куда идет?»

Доставленные на «Надежде» японцы, одетые в парадное русское платье, быстро сбежали в причалившую лодку, стали на колени, протянули вперед по полу руки и, положив на них свои головы, в таком положении отвечали. Офицеры мол­ча, с недоумением покосились на лежавших и, показав направление на Нагасаки, отшвартовались от корабля.

В двух с половиной милях от Нагасаки два гребных суд­на, уже с четырьмя офицерами, просили здесь остановиться до получения разрешения губернатора на дальнейшее продвижение. С корабля ответили согласием, и они с благодар­ностью удалились... А между тем, пока велись переговоры, «Надежда» была окружена по крайней мере тридцатью лод­ками.

– Ну вот, ваше превосходительство, – шутя заявит Крузенштерн Резанову, – дождались японского плена.

А еще часа через два начались японские церемонии, ра­стянувшиеся на целых полгода...

Вдали показались направлявшиеся к кораблю со сторо­ны залива восемь японских судов. Одно из них, побольше, было расцвечено снизу до верхушек мачт разноцветными флагами и какими-то значками, скрытыми в подвешенных лакированных футлярах. Пышность приближающейся эскадры заставила кавалеров посольства и офицеров надеть па­радное платье и выстроить моряков. Отдельно выстроился в ружье конвой посла с Федоровым во главе. Вошедшие на корабль четыре офицера, в числе которых находились два переводчика голландского языка, низко наклонившись, спро­сили, позволено ли будет господину губернатору видеться с российским посланником.

– Почту для себя особенным удовольствием, – ответил Резанов по-французски.

Тотчас на палубе появился важно шествующий по ко­раблю японец с мертвой, неподвижной маской на тщательно выбритом, в морщинах и складках коричневом лице.

– Что за люди? – спросил он по-японски, увидев у своих ног японцев на коленях. Наклоняясь, они бились о пол го­ловами. Узнав, кто они, он, не удостоив их ни словом, ни взглядом, тронулся дальше. Короткая команда Федорова и резкая, нервная дробь барабана заставили губернатора под­нять вопросительно брови и приостановиться. Когда ему разъяснили, что это знак особого почтения, он попросил оказать такой же и другому чиновнику, который приехал с ним в сопровождении особой свиты из тридцати человек.

Приглашенные в каюту посла, оба чиновника уселись на софе, поджав под себя ноги, и тотчас же принялись сосать свои трубки, вынутые из услужливо поставленного перед ними лакированного ящика. Вместе с ящиком подана была маленькая жаровня с пылающими углями. На полу у их ног расположились переводчики, вынувшие из другого ла­кированного ящика бумагу, кисти и тушь.

«Губернатор» оказался на самом деле не губернатором, а его помощником, приехал же с ним случайный ревизор из Иеддо.