Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

На следующий день, к общему удивлению, в ответ на громкие приветствия экипажа с проходивших мимо «Надеж­ды» голландских кораблей только махали рупорами, под­зорными трубами, шляпами и посылали воздушные поцелуи, но при этом молчали, не отвечая даже на задаваемые вопро­сы. Расстояние было близкое, слова ясно доносились до гол­ландцев.

Доставленное на следующий день письмо обер-гаупта все разъяснило: голландцам попросту было запрещено разгова­ривать с русским кораблем...

– Голландцы, – объяснял Шемелину Головачев, – по­зволили здесь совсем поработить себя и переносят уже более двухсот лет безропотно какие угодно унижения.

– Должно быть, прибытки большие, – философски заметил Шемелин. – А все-таки сами себя не уважают. Пля­шут под японскую дудку.

– Да, именно пляшут и плясали и в переносном и в буквальном смысле, – сказал погодя Лангсдорф. – И не только простые служащие, клерки, но и сам посланник Макино-Бинго довольно легко пошел в свое время на всяческие унижения.

– Неужели? – удивился Шемелин.

– Да, и он. Это случилось, когда Бинго прибыл в Япо­нию во второй раз. Император заставил его стоять, вертеть­ся, петь, плясать, нянчить приведенных к нему детей, сни­мать и надевать парики и стряхивать с них пудру, расстеги­вать и застегивать пряжки. То же самое проделывал и Кемпфер. Голландцы доказывали, что это является у японцев не унижением, а почетом, за который дорого бы дал каждый японец.

– Господин посол об этом знает? – спросил Шемелин.

– Наверное, знает, ведь он проштудировал Кемпфера весьма основательно.

– А как русская торговля, господин Шемелин? Неуже­ли русские не делали попыток завязать торговые сношения со своими, так сказать, ближайшими соседями? – спросил Лангсдорф.

– Делали, – ответил за него Головачев, – но все как-то не доводили до конца. В деле установления сношений с японцами принимал участие и тесть нашего посла, Шелихов. Он вместе с другим купцом дважды посылал корабли на остров Уруп. Их корабли побывали и на острове Аткис, где виделись с японцами, договорились начать торговлю и даже назначили свидание друг другу в 1779 году. На свида­ние прибыл и начальник японского острова Матсмай. Он привез разрешение открыть торговлю с японцами в Нагаса­ки. Но иркутские власти действовали очень нерешительно и непоследовательно, и в конце концов купцы охладели к это­му делу, общение с японцами прекратилось. Во время цар­ствования Екатерины началась подготовка экспедиции Муловского, нашего предшественника, но она не состоялась из-за войны со Швецией и смерти Муловского. Посмотрим теперь, что удастся сделать нам...

– Если судить по попыткам последнего времени, то они не сулят нам успеха, – сказал Лангсдорф. – Я слышал, что американцам не посчастливилось совсем недавно, в ты­сяча восемьсот первом или втором году. А торговую экспе­дицию англичан из Калькутты, с капитаном Тори во главе, как раз в год отплытия господина Резанова из Кронштадта, японцы попросту выгнали. Я рассказывал об этом послу.

– А французы? – спросил Головачев.

– Эти и вовсе ни разу не отваживались...

4 декабря переводчики объявили, что на следующий день назначена пристойная посланнику великого российского царя церемония переезда в приготовленный для него дом. Изведенный бесконечной волокитой, Резанов заявил недо­вольным тоном, что на этот раз он поедет не раньше, чем убедится в пригодности помещения. Обер-толки просили только об одном – чтобы это было сделано на следующий день утром, по прибытии на «Надежду» обер-баниосов. Ут­ром отправились на берег Фоссе, Ромберг, Горнер и Лангс­дорф и, вернувшись, заявили, что дом хорош.

Для переезда посла была приготовлена красивейшая, с добрый корабль величиной яхта, принадлежавшая одному из принцев. Вся отлакированная, как бонбоньерка, украшен­ная бронзовыми золочеными украшениями, она еле пере­двигалась посредством бесчисленных весел. Двери кают бы­ли покрыты дорогим штофом, а полы – тончайшей работы матами и драгоценными коврами. Снаружи она была рас­цвечена затейливыми вымпелами и флагами, похожими на хоругви.

На другой день яхта подошла и стала борт о борт с «На­деждой», на которую был перекинут специально для этого сделанный трап с лакированной балюстрадой, украшенной фантастической резьбой.

Посол при всех своих орденах, в шитом золотом камер­герском мундире, в сопровождении кавалеров свиты и всех морских офицеров важно взошел на шканцы, где был встре­чен почетной стражей с барабанным боем. Стража под командой капитана Федорова вступила на яхту, за нею два кавалера посольства несли императорскую грамоту. Далее выступал посол, за которым следовали морские офицеры и остальные. Взвился кверху рядом с гербом принца импера­торский штандарт. Посол со свитой сошел вниз, в большую светлую каюту, посреди которой на четырех украшенных бронзовыми рельефными украшениями колоннах утвержден был легкий, отделанный золотом и лаками балдахин. Под ним стоял стол для грамоты и кресло, крытое косматым бархатом, для посла. Под непрерывную дробь барабана яхта отошла от «Надежды», с вант и рей которой, усеянных матросами, раздалось «ура!».

Яхту буксировали шесть японских лодок и сопровождали до восьмидесяти судов, на которых развевался атлас и бли­стало золото. Бастионы украсились флагами и целыми кус­ками шелковых тканей, отливавших на солнце всеми цвета­ми радуги, а по возвышенным местам, под императорскими японскими знаменами сидели шпалерами войска, одетые в парадные одежды.

Наступление отлива не позволило яхте дойти до места назначения, подана была, другая, тоже роскошная яхта, но поменьше. На берегу посол был встречен старейшими обер-баниосами и их многочисленной свитой и препровожден в дом. Осмотрев его, посол поблагодарил обер-баниосов за встречу и попросил их передать его благодарность и губер­натору.

А дом действительно был хорош. Он состоял из шести больших комнат и громадной столовой, просторной, светлой кухни, к которой примыкала еще комната с большими шкафами и ящиками для столовой посуды и белья. Кухонная по­суда сверкала чистотой. Повар, в повышенном настроении, буквально не находил себе места и тянул кавалеров свиты посмотреть посуду и очаг. Устроенный на японский манер, очаг был снабжен семью разной величины котлами и чашами и котлом для горячей воды. Тут же в изобилии разло­жена была на столах прикрытая прозрачными сетками сви­нина, баранина, куры, утки, зелень. Другой флигель пред­назначался для приезжающих к послу флотских офицеров.

Пересчет японцами числа уезжавших и остающихся уди­вил. За офицерами ушли, провожая их до ворот, и баниосы, а за ними наглухо задвинулись тяжелые наружные за­совы и зазвенели запираемые железные замки.