Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

– Кроме посольства, я имею еще ряд высочайших пору­чений, для исполнения которых корабль «Надежда» служит и будет служить средством... – начал было возражать Ре­занов.

Крузенштерн демонстративно отвернулся и зашагал в свою каюту.

* * *

«Надежда» вошла в Петропавловскую бухту, когда уже начинало темнеть. В бухте стоял зимовавший здесь бриг компании «Мария Магдалина».

Резанов сообщил Крузенштерну, что в связи с пребыва­нием здесь «Марии» его планы меняются. До сегодняшнего дня он предполагал, отпустив «Надежду» на Сахалин, обревизовать Камчатку и выехать в Петербург, не побывавши в Америке. Теперь же «Мария» позволяет выполнить ему и самую трудную миссию. То есть он намерен на «Марии» от­плыть в Америку.

– Редко удается видеть такую плавучую мерзость, как эта компанейская блудница «Мария Магдалина» с ее экипа­жем и распорядками, – возмущался Крузенштерн, делясь с Ратмановым впечатлениями от визита к командиру «Ма­рии» лейтенанту Машину.

– Я кое-что слышал об этом, Иван Федорович, – отве­тил Ратманов. – И судно видел – двухмачтовка... Неле­пейшей охотской постройки. Неуклюжее, как чурбан, поче­му-то именуемое бригом.

– Судно перегружено и товарами и людьми, – продол­жал Крузенштерн. – Я насчитал больше семидесяти чело­век, без офицеров, компанейских приказчиков и других пас­сажиров. Много больных... Как выходцы с того света, бро­дят люди по кораблю, немытые, нечесаные, в невообразимом рубище. Лангсдорфу, которому приходится плыть с ними, не по себе... А вот, кстати, и он собственной персоной, – добавил он, увидев входящего Лангсдорфа. – Ну что, госпо­дин доктор, – перешел он на немецкий язык, – каково?

– И не говорите. – сказал, здороваясь с Ратмановым, Лангсдорф, отправлявшийся на «Марии» в роли доктора. – Я в ужасе, мне все кажется, что по телу, не переставая, пол­зают жирные вши, которых так любезно и предупредительно пассажиры «Марии» вылавливали на палубе друг у друга... А вонь?.. На некоторых ни одежды, ни белья, одни грязные лохмотья. У некоторых, страшно сказать, рваные ноздри – это получившие прощение преступники. Горькие пьяницы, алкоголики из разорившихся купцов и ремесленников, раз­ные неудачники из числа искателей приключений и легкой наживы...

– Да, из этих людей состоит и команда, – подтвердил Крузенштерн. – Матросы в прошлом году в первый раз, да и то очень недолго, побывали в море. Я не знаю, как и чем занимался с ними Машин, да и занимался ли вообще, но они вовсе не умеют управляться с парусами и даже не знают их названий. Я просил проделать какой-нибудь маневр, и вот пятьдесят человек не смогли сделать в полчаса то, для чего достаточно десяти минут. Жутко даже подумать, в ка­ком положении окажется корабль с такой командой в минуту опасности.

– Вы требуете от этих людей работы, господин капи­тан, – опять заговорил Лангсдорф. – Но для этого их надо прежде всего подкормить. Верите ли, они почти поголовно заражены цингой, а что будет с ними после голодного пла­вания?

– Ну, подкормите – и все, – ободряюще сказал Ратма­нов. – Запаситесь только противоцинготными средствами да свежим мясом.

– Черт знает, что делал с ними здешний эскулап, но он выписал здоровыми не только цинготных, но также и заста­релых венериков, – продолжал жаловаться Лангсдорф. – Я предложил их списать с корабля и заменить здоровыми. С этим согласился и лейтенант Машин, а господин Резанов твердит одно: во-первых, некем, а во-вторых, надо спешить – послезавтра выходим в море...

Шемелин, узнав, что Крузенштерн, будучи на корабле, вслух грозил компании разоблачениями, поспешил с докла­дом к своему начальнику.

– Ваше превосходительство, – обратился он к Резано­ву, – капитан Крузенштерн был на «Марии» и разбушевал­ся там, как у себя на корабле, но, конечно, не против коман­дира, а против компании.

– Из-за чего? – спросил Резанов. – Что ему не понра­вилось?

– Вы уже сами изволите знать, что лейтенант Машин, вместо того чтобы спешно идти на Кадьяк, под предлогом неисправности судна из Охотска прошел на Петропавловск и здесь зазимовал. Солонина была заготовлена перед самым отбытием из Охотска, рассчитана на переход в холодное время, и потому дана ей соль малая. Теперь, перед самым отплытием, пришлось выбросить ее в море.

– А вот доктор Лангсдорф говорил, что люди раздеты, грязны и больны, это верно?

– Что грязны – это верно, к чистоте они не приучены, но все же, будучи на суше, умывались каждый день, а те­перь об этом должен позаботиться командир корабля. Я проверил книги Охотской конторы. Из них видно, что при отплытии «Марии» из Охотска всем им было выдано, кроме ежедневной, по две пары праздничной одежды, одна из межирицкого синего сукна, а другая – из тонкого фламандского полотна и по трое брюк из ярославской полосатой ткани, белья всякого по пристойному количеству. Кроме того, они были достаточно снабжены табаком, мылом и хорошей обувью.

– Как с больными? – опять спросил Резанов.

– Больных было всего четверо. Из них двое скрывали свою тайную венератскую болезнь, а по обнаружении спи­саны на берег. Из двух остальных один собирал по приказа­нию лейтенанта Машина птичьи яйца на прибрежных ска­лах, упал и разбился, а другой лежит после стегания кошка­ми по его же приказанию. Говорят, едва ли выживет...

– Скотина! – выругал Резанов лейтенанта Машина и продолжал расспрашивать: – А как же все-таки с продо­вольствием? С чем же мы пойдем?

– Две бочки со свежей солониной. Далее: треска, сель­ди сухие и соленые, лучшее пшено, что привезли из Японии, мука ржаная и пшеничная, сухари, коровье масло – бочка, хлебный ревельский спирт в большом количестве.

– Не мало ли продовольствия?

– Нет... по расчету на три месяца...

Через день свежий попутный ветер заставил капитана «Марии» отдать рано утром команду поднять якорь.

Резкий ветер гнал холодные туманы.

На бриге «Мария» в кубрике, между палубами, где были размещены больные, на верхней палубе, где зябко кутались в свое рванье, прижавшись к мачтам и тюкам, промышлен­ные, царила невыразимая скука. Еще тоскливее было в кают-компании и офицерских каютах.

Резанов, почти не вставая от стола, исписывал с легким поскрипыванием пера целые стопы крепкой японской бумаги проектами, инструкциями и письмами директорам компании, министрам и даже самому царю.

На этом же корабле находились два моряка, которых еще в Петербурге Резанов нанял на службу компании: лей­тенант Иванов и мичман Давыдов. Прибыли оба они в Пет­ропавловск (еще по зимним дорогам), и сейчас Николай Петрович Резанов взял их с собой, зная, что оба они на американском берегу нужнее, чем здесь.

Машин, призвав к себе на помощь будущего кадьякского бухгалтера, молча проверял запущенные счета корабля, резко и быстро щелкая налитыми свинцом тяжелыми ко­стяшками больших счетов.