Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы

Профессия, связанная со всесторонним изучением Страны восходящего солнца виделась мне делом очень нужным нашей стране, исключительно интересным и престижным. К тому же мне почему-то думалось тогда, что у меня были особые задатки к изучению иностранных языков и что поэтому усидчивость и упорство помогут мне успешно овладеть одним из самых трудных восточных языков. Правда, вскоре обнаружилось, что я переоценивал свои лингвистические способности: они оказались не большими, чем у основной массы моих сокурсников, и если в дальнейшем на экзаменах по японскому языку я и добивался отличных оценок, то лишь благодаря повседневному труду. И в этой связи не могу умолчать о том, что были в числе моих однокашников и поистине талантливые люди, намного опережавшие в студенческие годы остальных студентов,- люди, удивлявшие своими успехами в изучении японского языка не только нас, но и наших преподавателей. Таким студентом был, в частности, Борис Лаврентьев, ставший по окончании института одним из лучших советских переводчиков японского языка. Неоднократно в последующие годы он привлекался к важнейшим переговорам руководителей внешней политики СССР и Японии. В дальнейшем Б. Лаврентьев стал и одним из самых компетентных отечественных ученых-лингвистов. На протяжении нескольких десятилетий и вплоть до 1999 года он возглавлял кафедру японского языка Государственного института международных отношений при МИДе СССР.

Среди студентов-однокашников, поступивших в институт одновременно со мной, а также либо годом ранее, либо годом-двумя позднее, оказалось немало и других энергичных, одаренных людей, проявивших себя в дальнейшем в самых разнообразных сферах науки и государственной деятельности. На одном со мной курсе учился Дмитрий Петров, ставший крупным ученым - автором ряда книг по истории и внешней политике Японии. (Наши пути с Дмитрием Васильевичем постоянно пересекались на протяжении пятидесяти лет, поэтому ниже я еще не раз буду упоминать о нем.) Видными учеными-японоведами стали также мои однокашники: Нина Чегодарь (в студенческие годы - Арефьева), Владимир Хлынов, Виктор Власов, Юрий Козловский, Павел Долгоруков, Инна Короткова, Седа Маркарьян, Татьяна Григорьева и многие другие. Большой вклад в изучение ряда стран Азии внесли в дальнейшем выпускники японского отделения МИВ Ярополк Гузеватый и Владимир Глунин. Переводчиками высшей квалификации, содействовавшими широкому ознакомлению отечественных читателей с художественной литературой и с научно-техническими публикациями японских издательств, стали Борис Раскин и Лев Голдин.

У некоторых же из моих однокашников незаурядные способности проявились не столько в научной, сколько в дипломатической, государственной и журналистской деятельности. Неоднократно и подолгу находились в 50-х - 80-х годах в Японии в качестве ответственных сотрудников посольства СССР, а затем в качестве консулов в Осаке и Саппоро Виктор Денисов и Алексей Оконишников. Собственными корреспондентами центральных советских газет в Японии работали в последующие годы Борис Чехонин и Аскольд Бирюков. Известность снискала себе на журналистской стезе Ирина Кожевникова.

Были, конечно, в числе студентов японского отделения МИВ и бездари и лентяи, отсеявшиеся уже на первых двух курсах. Но их оказалось немного. И не они делали погоду в аудиториях. Сегодня, вспоминая прошлое, нельзя не воздать должное руководству Московского института востоковедения, которое в трудные военные и первые послевоенные годы сумело подобрать для учебы на японском отделении большую группу толковых, способных и энергичных молодых людей.

Большой вклад в дело подготовки нового послевоенного поколения японоведов-профессионалов внесли в те годы преподаватели института, включая как лингвистов, так и специалистов по истории, географии и другим страноведческим дисциплинам.

В стенах МИВ сложился в те годы, пожалуй, самый крупный коллектив преподавателей-японоведов. Кафедру японского языка Института возглавлял тогда член-корреспондент Академии наук СССР, профессор Николай Иосифович Конрад, считавшийся учителем и наставником большинства преподавателей кафедры.

В нашей литературе, посвященной истории отечественного японоведения, личность Н. И. Конрада окружена ореолом всеобщего почитания. И для этого было немало оснований. Однако у меня, да и у некоторых других моих друзей-студентов, впечатление о Конраде сложилось неоднозначное. Конечно, это был выдающийся ученый. Есть основания считать его одним из основоположников советского японоведения. В свои молодые годы, а точнее в период преподавания в Ленинградском университете (с 1922 по 1938 годы), он подготовил большую группу квалифицированных специалистов по японскому языку и японской литературе. Именно его ученицы Н. И. Фельдман, А. Е. Глускина, Е. Л. Наврон-Войтинская, М. С. Цын, В. Н. Карабинович, А. П. Орлова стали ведущими преподавателями кафедры японского языка МИВ. Ранее, в 20-е годы, когда эти женщины были еще молоденькими студентками, профессор Конрад красавец-мужчина, обладавший блистательным умом, поразительной эрудицией и великосветскими манерами,- легко покорил их сердца. Впоследствии они, будучи уже преподавателями МИВ, в беседах со студентами не скрывали, что почти все были в студенческие годы влюблены в своего учителя. Ходили слухи, что у некоторых из упомянутых дам были с Николаем Иосифовичем и романтические отношения, во всяком случае, до тех пор пока он не женился на одной из своих почитательниц - Наталье Исаевне Фельдман. По своим внешним данным Наталья Исаевна заметно уступала другим ученицам Конрада, но обладала, судя по всему, сильным, волевым характером, позволившим ей в дальнейшем установить над своим обаятельным мужем жесткий супружеский контроль. Было известно, что Н. Фельдман относилась к своим прежним сокурсницам весьма настороженно и сухо, препятствуя их вхождению в круг домашних друзей Николая Иосифовича. Но это не мешало всем ученицам Конрада вести работу в МИВе под руководством своего обожаемого учителя в рамках одной кафедры.

Хотя авторитет и научная слава Конрада в академическом мире Москвы все больше упрочивались в те годы, мы, студенты, не ощущали особых благ от его пребывания во главе кафедры. Во-первых, сам Николай Иосифович повседневные языковые занятия в группах не вел и ограничивался лишь руководством работой подчиненных ему педагогов кафедры. В дни экзаменационных сессий он, правда, иногда присутствовал на экзаменах по японскому языку и снисходительно задавал студентам каверзные вопросы "на смекалку". Чаще всего, не получив ответа, он сам и отвечал на эти вопросы, оставляя в сознании экзаменуемых ощущение своего полного ничтожества.