Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы

Все это было похоже на сон. Ощущение этого сна наяву усилилось еще более, когда я стал разглядывать со сцены людей, сидевших лицом ко мне внизу - в первых рядах огромного зала. Да и во сне такого видеть не случалось, чтобы я восседал в президиуме, а внизу в зале лицом ко мне как простые смертные сидели известные всем нам с детства великие люди: К. Е. Ворошилов, А. И. Микоян, С. М. Буденный и десятки других выдающихся деятелей советского государства: генералов, академиков, космонавтов и т.п. И это мое неправдоподобное пребывание на политическом Олимпе продолжалось более часа, пока Л. И. Брежнев, тогда еще не такой дряхлый, как в последние годы своей жизни, выйдя из президиума к трибуне, зачитывал свою скучную, кем-то написанную предвыборную речь...

Когда же митинг был объявлен закрытым, то сновидение мгновенно рассеялось: Брежнев, члены Политбюро и прочие вожди, повернувшись к нам спинами, уходили со сцены через свою дверь, а мы, простые смертные,- через свою. Тех ждали у бокового подъезда Дворца Съездов персональные лимузины, а мы, отдав пропуска охране, вышли гурьбой в общее фойе и слились с основной массой участников митинга. В какие только невероятные и забавные ситуации не попадает человек на своем жизненном пути!

Чем дальше я занимался партийной работой, тем большую оскомину она мне набивала. Увлекаться и посвящать свою жизнь этой работе могли в те времена, по моему убеждению, лишь тщеславные, властолюбивые люди, не нашедшие своего призвания ни в науке, ни в искусстве, ни в технике, ни в военном деле, ни в иной полезной сфере человеческой деятельности. Но в отрицательном опыте есть всегда и какая-то положительная сторона: руководство большой и разноликой партийной организацией Института востоковедения стало для меня еще одной школой жизни. Оно дало мне гораздо больший, чем прежде, навык общения с людьми и понимания их запросов. Моими хорошими друзьями стали с тех пор не только японоведы, но и многие другие сотрудники института, включая руководящую научную элиту из числа индологов, китаистов, арабистов, иранистов и т.д. В силу своего положения секретаря парткома я был введен в состав Ученого совета института, меня приглашали на различные совещания в Президиуме АН СССР, что позволило мне лучше разбираться в работе гигантского академического механизма, созданного в нашей стране в советские времена и сыгравшего большую роль в научном прогрессе нашей страны, несмотря на многие присущие этому механизму пороки.

И все-таки карьера партийного босса не кружила мне голову. Заманчивой перспективы я в ней не видел, и потому все время стремился свести к минимуму часы своего пребывания в кабинете секретаря парткома, с тем чтобы больше часов выкраивать на научные японоведческие дела. Не скрывал я отсутствия рвения к партийным делам ни от друзей по институту, ни от Гафурова. Но, судя по всему, Гафурова вполне устраивало мое формальное, нерадивое, прохладное отношение к парткомовской суете. Ведь такое мое нежелание глубоко вникать и ввязываться в административные дела дирекции позволяло ему - вождю по призванию - властвовать так, как ему хотелось. Палки в колеса партком при мне ему не ставил. Наверное, поэтому он каждый год мягко, но настойчиво уговаривал меня поработать в парткоме еще годик, а потом еще годик и еще...

Осенью 1968 года после моих неоднократных настойчивых просьб об освобождении меня от работы в парткоме в связи с увеличением объема работы в отделе Японии Гафуров и руководители Бауманского райкома партии пошли мне навстречу. Пошло навстречу и перевыборное партийное собрание института, давшее после моих разъяснений согласие на мой самоотвод.

Работа по заданиям Международного

отдела ЦК КПСС

Возвращение в Москву после длительной журналистской работы в Японии не отвратило меня от проблем взаимоотношений КПСС с коммунистической партией и другими оппозиционными политическими организациями Японии. Пожалуй, наоборот: из-за обострения недружественных дискуссий между КПСС и Коммунистической партией Китая перспектива взаимоотношений нашей партии с японскими коммунистами стала в то время интересовать руководство Международного отдела ЦК КПСС гораздо больше, чем в предшествовавшие годы. После встречи руководителей зарубежных коммунистических партий, состоявшейся в конце 1960 года, и поездки Председателя Президиума ЦК КПЯ Миямото Кэндзи в Китай в советском партийном руководстве пропала уверенность в том, что японские коммунисты при обострении конфликта КПСС с КПК останутся на стороне КПСС. Поездка Г. А. Жукова и И. И. Коваленко в Японию весной 1962 года как я уже писал ранее, подтвердила обоснованность таких опасений. По этой причине, начиная с 1962 года, работники Международного отдела ЦК КПСС, возглавлявшегося секретарем ЦК Б. Н. Пономаревым, стали глубже изучать все, что публиковали газета "Акахата" и журнал "Дзен-эй", а также все, что писала о КПЯ центральная коммерческая печать Японии. Видимо, в этой связи где-то в начале 1963 года заведующий японским сектором Международного отдела ЦК КПСС Василий Васильевич Ковыженко, прозевавший отход КПЯ с просоветских на прокитайские позиции, был освобожден с этого поста, а его место занял Иван Иванович Коваленко, с которым я годом ранее познакомился во время его пребывания совместно с Г. А. Жуковым в Японии по линии Государственного комитета по делам культуры. Будучи человеком энергичным и предприимчивым, Иван Иванович стал шире вовлекать в работу Международного отдела ЦК КПСС всех тех, кто, по его мнению, знал по собственному опыту обстановку в Японии. Естественно, что и я оказался в поле его зрения.

В те времена Международный отдел ЦК КПСС обладал невидимой на поверхности властью над академическими учреждениями, изучавшими политику зарубежных стран. Если по решению руководства Международного отдела те или иные работники упомянутых академических институтов привлекались к выполнению каких-либо заданий этого отдела, то возражать против этого руководители названных институтов не только не решались, а наоборот, считали это за честь для своих учреждений. В дальнейшем временная работа научных сотрудников в стенах ЦК КПСС записывалась дирекциями академических институтов в свои годовые отчеты о работе как свидетельства признания высокими инстанциями вклада этих научных учреждений в разработку внешнеполитического курса ЦК КПСС. Поэтому мне без особого желания приходилось в середине 60-х годов не раз брать под козырек и на неделю, а то и две отрываться на работу в здание Международного отдела ЦК КПСС на Старой площади, чтобы выполнять поручения, связанные главным образом с подготовкой письменных посланий КПСС в адрес КПЯ, а также с разработкой сценариев намечавшихся переговоров и дискуссий руководителей нашей партии и лидеров японских коммунистов.