Роберт Скотт - Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма.

Вес убитого нами императорского пингвина доходил до 96 фунтов: побил все рекорды!

Все собаки, кроме двух, здоровы. Хуже всех Дикому, но, кажется, выживут все.

Четверг, 6 апреля. Утро. Погода и вчера простояла ясная, прекрасная. Это был один из весьма немногих хороших дней, выпавших на нашу долю со времени прибытия на мыс Хижины.

Солнце сияло с раннего утра до захода за Северные горы, около 5 ч пополудни. Море совсем замерзло; только к северу лед был тонок. Поднялся довольно сильный северный ветер, сломавший этот тонкий лед. Льдины стали напирать друг на друга, а у берега открылось несколько полыней. Мы с Райтом ступили на край нового льда, но далеко не пошли — показалось небезопасным.

Интересно наблюдать за движением ломающихся, колышущихся пластов тонкого льда: один пласт расколотым краем поднимается из воды и наползает на другой длинными языками. Это движение совершается под неумолкающую музыку, точно стеклянные колокольчики звенят высокими, но мелодичными нотами — напоминает щебетание птиц в лесу. Мы говорим: «Лед поет».

После полудня, после обеда, я прошел почти две мили к северу по молодому льду; толщина его около 3,5 дюйма. За ужином мы составляли программу, как в три приема добраться до мыса Эванса. Решили в субботу идти людям, в воскресенье — собакам, в понедельник — лошадям, с условием, конечно, что погода продержится.

Пятница, 7 апреля.Нас несколько человек прошлось к северу по льду: Аткинсон, Боуэрс, Тэйлор, Черри‑Гаррард и я.

Лед 5 дюймов толщины нашли всюду, кроме открытых полыней, которых еще много. Отходя от берега, мы напали на интересную формацию: лед лежал небольшими блинами, как бы выдавленными снизу, образуя нечто вроде мозаики. Это тот лед, который образовался с подветренной стороны пролива и дошел до наветренной стороны его против сильных ветров, дувших в понедельник и вторник.

Не менее интересно было наблюдать, как эти наползающие ледяные пласты царапают нижний лед.

Тэйлор, неосторожно стараясь перепрыгнуть через подернутый тонким льдом канал, провалился. У него был очень испуганный вид, когда мы минуты через две подскочили к нему на помощь. Однако выкарабкался он сам с помощью своего топорика и пошел домой с Черри. Тэйлор был настолько находчив, что, пока находился в воде, даже придумал шутку, которую тотчас же высказал, как только мы подбежали к нему.

С остальными я пошел дальше, пока не поравнялись с серными конусами под Касл‑Роком. Тут мы перешли на берег, взаимно помогая друг другу, взобрались на утес и возвратились сухим путем.

По‑видимому, все благоприятствует нашему завтрашнему выступлению, но небо к ночи опять что‑то затягивает тучами, угрожая переменой погоды. В здешних местах, по‑видимому, больше трех хороших дней подряд не бывает.

Мы набрали много вмерзшей в лед рыбы величиной от селедки до пескаря. Полагаем, что она была загнана тюленями в момент замерзания льда. Сегодня же Гран нашел одну большую рыбу, замерзшую в то время, когда она глотала маленькую. Похоже на то, что большая гналась за маленькой, и обе угодили в лед.

Здесь мы так хорошо устроились, что почти жаль уходить. Чудесная, здоровая жизнь, проводимая по большей части на открытом воздухе, с прогулками, имевшими более или менее интересную цель. Лазание по горам дает превосходный аппетит; на мысе Эванса будем вспоминать эти прогулки. На мыс Эванса меня очень тянет. Хочется посмотреть, все ли там благополучно, и узнать, насколько наша отмель смогла противостоять напору северных ветров. Не могу отделаться от мысли, что дом могло повредить волнами в одну из жестоких бурь.

Наша жизнь на мысе Хижины

Мы собираемся вокруг огня, сидя на ящиках, каждый с добрым куском хлеба с маслом и жестяной мисочкой чаю. Тепло, уютно, хорошо. После второго завтрака мы опять уходим. В доме ничто надолго нас не удерживает, а от движения на вольном воздухе мы все здоровеем.

Наступающие сумерки и ожидание ужина часам к 5–6 загоняют нас в дом с изрядными аппетитами. Наши кулинары, отличаясь один перед другим, стараются над приготовлением блюда из сочной жареной тюленьей печенки. Скажут, пожалуй, что одно блюдо не допускает большого разнообразия, но из малой толики муки, горсти изюма, ложки порошка карри можно много сделать хорошего; недурна также приправа из гороховой муки. Как бы то ни было, наше блюдо никогда не надоедает нам, хвалебные восклицания можно слышать каждый вечер, вернее, почти каждый вечер, потому что на днях (4 апреля) Уилсон, проявлявший гениальность в изобретении разных кушаний, едва не погубил свою репутацию. Он вздумал жарить тюленью печенку в пингвиновом жире, уверяя, что этот жир можно очистить от неприятного привкуса. Достали жир, тщательно вытопили его. Получился он прозрачно‑чистым, свободным от всякого запаха, но наружность, как известно, обманчива, и кушанье оказалось пропитанным тем ароматом, которым отличается мясо этой птицы и о котором лучше не распространяться. Три героя одолели свои порции, но остальные, отведав, порешили довольствоваться сухарями с какао.

После ужина мы час‑другой курим и беседуем. Это приятный, отрадный для души час, во время которого обмениваются своими воспоминаниями люди, обогащенные буквально мировым опытом. Нет почти ни одной страны, которой не изъездил бы тот или другой из нас, до того мы различны по своему положению и по своим занятиям.

Через час или полтора после ужина мы один за другим удаляемся, раскладываем спальные мешки, разуваемся и предаемся неге. В наших мешках из шкур северного оленя теперь, когда они успели просохнуть, удивительно тепло и уютно, да и в доме сохраняется большая часть тепла. Благодаря удачно сооруженным лампам и порядочному запасу свечей мы имеем возможность почитать еще часик или два и, плотно закутанные в наши меха, изучаем социальные и политические вопросы за истекшее десятилетие.

Нас всего шестнадцать. Семеро занимают почти весь пол одного крыла внутреннего строения в виде буквы L; четверо спят в другом крыле, где хранятся наши запасы. Остальные пятеро укладываются за перегородкой и уверяют, что здоровее спать в более прохладной температуре. Спим мы от восьми до девяти часов без просыпа; многие не прочь бы поспать и все двенадцать. Из этого видно, что наша до крайности упрощенная жизнь чрезвычайно здорова, хотя по нашим закопченным лицам и рукам посторонний, может быть, рассудил бы иначе.

Воскресенье, 9 апреля. Утро. Весь вчерашний день и ночь была умеренная метель; температура доходила до +5° [‑15 °C], снег не очень несло. В пятницу лед в проливе вскрылся на расстоянии =/4 мили от мыса Хижины. Трещина, начавшаяся у нашего мыса по северной стороне его и загибавшая к NE, расширилась до 15–20 футов. Странно, что лед при этом остался на месте.