Виктор Георги - Путь на Грумант

…Из Умбы мы выехали на испытанном вездеходе-уазике, которым, с ходу преодолевая крутые подъемы и полуразрушенные мостки через многочисленные речки и ручейки, умело управлял председатель Терского райисполкома Виктор Владимирович Диденко. У него были свои заботы — именно там, где начинались галечниковые террасы, в скором будущем должна пройти новая дорога из Кашкаранцев на Варзугу, и председатель желал лично убедиться, что эта дорога не заденет, не уничтожит древних памятников. Что ж, остается только приветствовать подобную тревогу мэра района.

За мысом Корабль — впрочем, теперь уже не мысом, варварски взорванным добытчиками аметистов, а карьером, но об этом разговор особый — началась Великая Кузоменская Дуга. Подобно гигантскому спущенному луку, она, казалось, слабо дрожала, выпустив в сердце Кольского полуострова свою единственную стрелу — речку Варзугу. И не хватало дыхания, не хватало взгляда, чтобы объять открывшийся простор, словно достался тебе билет на первый ряд в широкоформатном кинотеатре…

Когда уазик увяз в сухом моховом ковре, из которого торчал молодой низкорослый сосняк, наш дальнейший путь проходил по ничем не примечательным Кольским тундровым болотам, где на песчаных буграх выдолблены глубокие, обманчивые для неопытного путника оленьи тропы. Когда поднялись выше, на следующую террасу, под ногами заскрипел колотый терский песчаник — сначала мелкий, а потом все крупнее, так что под конец приходилось чуть ли не перепрыгивать с плиты на плиту, чтобы не оступиться в окаменелом прибое. Галечник был покрыт сине-зеленым лишайником — точно таким же, как и камни Умбского лабиринта. Лишайники росли только сверху, со стороны, обращенной к дождю, свету и солнцу, и были своего рода «дипломом на вечность», как точно сформулировал Никитин. Впрочем, предоставим слово самому Андрею Леонидовичу, чей взгляд профессионального археолога, безусловно, будет значительно интереснее.

— Сначала мне в глаза бросились несколько каменных плит, приподнимавшихся над галечниками. Они находились на некотором расстоянии друг от друга. Одни стояли более прямо, другие почти лежали, но все они, как я мог убедиться, подойдя ближе, увенчивали вершины невысоких каменных круч, сложенных отнюдь не для того, чтобы дать опору этим. плитам. От двух до пяти метров в диаметре и около метра в высоту, кучи эти в два ряда тянулись вдоль края верхней террасы, лишь очертаниями своими выделяясь из остальной россыпи. Составлявшие их плиты точно так же равномерно покрывала сине-зеленая накипь лишайников, и точно так же светилась розовым цветом исподняя сторона. Приглядевшись, можно было обнаружить, что кучи от остальной массы галечника отделяют как бы неглубокие канавки — места, откуда собирали гальку на их постройку. Я не оговорился — именно на постройку, ибо то, что лежало передо мной, что я с удивлением и радостью обходил, было отнюдь не кучами, а настоящими погребальными сооружениями, сложенными из плиток так, что внутри всякий раз оказывалась небольшая овальная камера, предназначенная, по-видимому, для того, чтобы вместить в себя скорченное тело человека или то, что от него осталось. Ни для чего другого они были явно не пригодны.

Я насчитал их около трех десятков. У большинства плиты обваливались вовнутрь, у других можно было заглянуть даже в камеру, чтобы убедиться в ее пустоте, но в том и в другом случае разрушение оказывалось очень давним: сдвинутые в сторону плитки ничем не отличались от тех, что лежали рядом на террасе…

Тем временем солнце все круче клонилось к морю, и мне оставалось только удивляться энергии Андрея Леонидовича. Еще бы, ведь мы в буквальном смысле слова стояли на краеугольном камне его гипотезы о строителях лабиринтов. Что найдет будущий исследователь в погребальных камерах галечниковых могильников? Этот вопрос еще ждет своего ответа, потому что на земле уже столько всего уничтожено скороспелыми раскопками, что теперь археолог может гордиться не тем, что он раскопал, а тем, что он хотя бы на время спас от раскопок…

Именно там, на открытой всем ветрам террасе, я окончательно поверил в существование морского народа Беломорья. Этих отважных и гордых мореходов, приплывших сюда, на берег древнего моря, чтобы навечно оставить в камнях тела своих вождей, ибо нет на всем побережье более достойного и величавого места для погребения…

Пора, однако, вернуться на борт «Помора» и готовиться в дальнейший путь к Святому Носу. Этот мыс, как длинный нож, приставленный к беломорскому Горлу, вставал на пути всех наших древних мореходов. Помните, как трактуется название мыса в многосерийной киноленте «Михаиле Ломоносов»: «Свят-свят», — невольно повторяли поморы, проходя это страшное место с извечным сувоем и подводными коргами. По другой легенде там во множестве водились морские черви, которые враз проедали днища деревянных парусников. И лишь святой Варлаамий, следуя из Колы в Кандалакшу, смог изничтожить — заговорить тех. прожорливых тварей. Будем надеяться, что за несколько сотен лет они не воскресли…

Читатель, наверное, может задать резонный вопрос: как же так, ведь автор взялся рассказать о плавании двух самодельных парусников к Шпицбергену, а сам все уводит в сторону от основного повествования, вспоминает и пересказывает побочные встречи и события. И будет прав в своих претензиях. Но предупрежу сразу: походные будни, за исключением отдельных критических моментов, не отличались особым разнообразием. Постепенно все мы втянулись в размеренный ритм вахтенной службы. Если был попутный ветер — ставили паруса, эту «прямую благодать» поморов, в противном случае работала одна лодья, таща коч на буксире по заранее проложенному маршруту. И каждый из четырнадцати участников экспедиции по-разному воспринимал этот переход в зависимости от своих судовых обязанностей, расписания вахт и личных целей, заставивших пуститься в плавание. Я же, думается, меньше других строил какие-либо иллюзии: участок пути от Терского берега до выхода в Баренцево море и далее на запад вдоль Кольского полуострова так или иначе был мне хорошо знаком. Во многих точках побережья бывал ранее, а что не видел своими глазами, то отчетливо представлял по рассказам очевидцев и исторической литературе. Так что, оказавшись на борту средневекового коча, идущего маршрутом древних поморов, я стремился на собственной «шкуре» испытать все превратности подобного плавания. Превратности не от слова «приврать» — для этого дела и без меня мастеров и охотников хватает…