Виктор Георги - Путь на Грумант

Но вот в конце XVI — начале XVII столетия появилось новое семейство карт, созданных голландцами. Они составлялись уже в ту пору, когда западноевропейские купцы и мореплаватели становились частыми гостями на северных берегах Московского государства и голландские картографы обогатились новыми сведениями по географии Русского Севера. Теперь Белое море стало приобретать очертания, близкие к действительным. На этих картах Биармия как бы локализуется, приобретая свое более определенное и точное положение. Если раньше название „Биармия“ распространялось на весь Кольский полуостров, то теперь оно было конкретно отнесено к Кандалакшскому берегу.

Наиболее показательны в этом отношении две карты. Первая, „Карта Швеции и Норвегии с окружением“, труд крупнейшего картографа своего времени Герарда Меркатора, гравированная в Амстердаме в 1595 году. Биармия показана здесь на северном берегу Кандалакшского залива, в его западной части, между выступом берега, в котором нетрудно узнать Турий полуостров, и вершиной самого залива. Со стороны Кольского полуострова она ограничена цепью гор, которым должны соответствовать массив горы Баранья Иолга, Кандалакшские и Колвицкие тундры. Продолжение горной цепи на восток, в удалении от берега, это, по-видимому, Кейвская гряда.

На другой голландской карте, Андриана Винна, Биармия показана там же, но еще более определенно. Цепь гор на Кандалакшском берегу здесь разорвана, как бы давая место обширному низменному пространству, вероятнее всего долине реки Нивы. Таким образом, положение Биармии указано голландскими картографами в высшей степени конкретно.

Остается лишь вспомнить некоторые подробности, отмеченные в сагах и приобретающие значение в качестве дополнительных доказательств правильности реконструкции маршрута Оттара и сведений, касающихся самой Биармии. Жителей страны Оттар называет „терфиннами“, или „лесными финнами“. Это название всегда относилось к аборигенам Кольского полуострова. Отсюда идет и само старинное название полуострова — Терский наволок, Тре, Трь. На этом основании известный зарубежный исследователь проблемы Биармии М. Фосмер приходит к выводу, что „биармийцы относятся к карелам западно-финской группы, живущим У Кандалакшской губы“.

В какой же мере свидетельства древних саг о богатстве Биармии реальны? Ведь большинство исследователей подчеркивало преувеличенные представления о „чудесной стране“, в какую попали викинги.

Но это не совсем так. Норманнские мореплаватели, высадившиеся в Биармии, были выходцами из Халагаланна — холодного и почти бесплодного края. Затем их путь лежал мимо суровых, лишенных Древесной растительности северных берегов Кольского полуострова. Однообразие тундры сопровождало их и во время пути вдоль Терского берега.

Но вот вскоре за варзугским устьем, в приближении к Турьему полуострову, природа неожиданно и резко изменилась. Сначала к берегу подступили сосново-еловые, а затем и красноствольные сосновые леса, полные зверья. На берегах прозрачных речек гнездились драгоценные бобры, а крупные лососи делали „свечи“, взметая мощные тела над кристально-прозрачной водой. Изменилось и море. Огражденное от ветров близкими берегами залива, оно стало тихим и ласковым. Там и здесь резвились касатки, тюлени в изобилии блаженствовали на прогреваемых солнцем каменных отмелях. Контраст с суровым севером был разителен.

Итак, большое количество данных свидетельствует в пользу того, что легендарная Биармия лежала на юго-западе современной Мурманской области».

Вот так, не более не менее — снаряжай хоть сейчас археологическую экспедицию в район Кандалакши и ты решишь наконец затянувшийся тысячелетний спор. Но почему никто не торопится сделать это и прославиться на весь мир, откопав легендарные святилища с золотыми и серебрянными монетами? Впрочем, уже знакомый читателям профессиональный археолог и писатель А. Л. Никитин однажды рискнул заняться раскопками… скандинавского поселения на Терском берегу. Что же из этого вышло?

— В течение трех последних веков каждый исследователь Русского Севера приступал к его истории с плаваний норвежцев вокруг Нордкапа и Святого Носа в Белое море, — начал рассказ Андрей Леонидович, поудобнее усаживаясь в кресле в своей уютной московской квартире и готовясь к обстоятельному повествованию, узнав, что я интересуюсь викингами.

— Грабежи и погромы, чинимые этими бандитами в Беломорье, уже при Иване IV казались аксиомой даже самым рьяным противникам признания варягов. Но чем шире и глубже открывал я Север, исходив за годы экспедиций сотни и сотни верст, тем отчетливее видел, что аксиома не столь очевидна, как может показаться издалека, из читальных залов столичных библиотек и тиши рабочего кабинета. Ведь везде, где когда-либо побывали викинги, можно было обнаружить их явные следы — украшения, оружие, надписи, остатки поселений… Здесь же ничего подобного не было.

— Но ведь вы, Андрей Леонидович, все же раскапывали гробницу викинга под Пялицей?

— Да, и повторил ту же ошибку, как когда-то мой университетский учитель А. Я. Брюсов, а до него — Н. К. Рерих. Оба они копали на Соловецких островах «курганы», уверенные, как и я, в их скандинавском происхождении, и каждый раз приходилось признаваться в своей ошибке. Позднее, на острове Анзер, я видел тот самый «курган», с которого Рерих написал известный этюд, названный им «Памятник викингу».

— В чем же дело?

— Мой «курган» на речке Пялице был три метра с лишком в высоту и около двенадцати метров в поперечнике. Склоны его были тщательно выровнены, у основания вросли в землю валуны. И он являл собой внушительное зрелище, будучи… естественным холмом и составляя одно целое с площадкой над рекой. Но поверил я в это лишь на второй день раскопок, не обнаружив под холмом ни прослойки древней почвы, ни какого-либо иного свидетельства, что он — насыпан. То были не насыпь, а останец, сдержавший напор речного потока, который размыл на своем пути морену. Поток вымывал частицы песка и глины, оставляя на теле холма естественный «панцирь» из валунов. Позднее, когда уже почти сформировавшийся холм оказался на краю морской террасы, за него принялись и морские волны. Противоборствующие морские и речные течения, приливно-отливные циклы так обточили и скруглили останец, что он стал действительно похож на классический курган. То же самое, как я мог потом убедиться, происходило и на Соловецких островах. Отсюда и иллюзия, что холмы укладывали человеческие руки…

— И эта ошибка стала крахом ваших надежд отыскать легендарную Биармию?

— Как раз наоборот! Неудачи закономерны, они неизбежны там, где ищешь калитку в неведомое. Загадочная страна лишь вновь отодвигалась в теньволшебных сказок, а я терял последнюю надежду найти доказательства плаваний скандинавов в Белое море. Но вдруг понял, что до тринадцатого века норвежцы никогда не бывали в Беломорье. Не бывали — и все тут!