Хуан Эслава Галан - В поисках единорога

Туземцы привели нас в свой поселок, насчитывавший около двухсот хижин из глины и соломы в форме перевернутых лодок. Те, что находились по внешнему периметру, стояли бок о бок, образуя своего рода заграждение. Нам предложили в распоряжение одно из самых просторных жилищ, но мы, выразив благодарность поклонами, ушли разбивать лагерь напротив, на другом берегу реки. Едва до них дошло, что мы намерены там обосноваться, к нам тотчас прислали местных мастеров, которые за пару дней соорудили нам такие же глиняные домики, расположив их, согласно моим указаниям, квадратом, чтоб удобнее было обороняться в случае чего. Поскольку край выглядел вполне приветливым, я еще распорядился с другой стороны, где не протекала река, выкопать ров и обнести лагерь частоколом, рассчитывая отдохнуть здесь несколько месяцев от перенесенных тягот и разведать, куда нам податься дальше в поисках единорога. Предводителем племени оказался один из приветствовавших нас толстяков, имя его звучало на наш слух как-то вроде Караманса — так мы его и звали впредь. Остальные толстяки были его братья и советники. Через посредничество одного из наших негров, понимавшего местный язык, мы узнали, что в этих землях есть еще два вождя и все трое ведут между собой войну. Именно поэтому нас вышли встречать с оружием: думали, вдруг мы из вражеского стана. Племя означенных врагов называлось мангбету, а принявшее нас — бандб.

С тех пор как мы у них обосновались, прошло немало дней. Жара в тени холмов переносилась легче, луга манили зеленью, и мои люди даже не помышляли о продолжении пути; целыми днями они бегали по склонам, охотясь на быков, антилоп, кабанов и другую крупную дичь, играли в военные игры, плясали, пировали и тешились разными забавами. Фрай Жорди подружился с негритянским целителем; в сопровождении Черного Мануэля и еще двух-трех учеников они уходили в чащу леса собирать травы, сушить насекомых и ящериц, варить лечебные настои и обмениваться опытом. Но со временем солдаты стали приносить меньше добычи, разленились и по большей части только валялись без толку на траве да баловались с доступными, смешливыми негритянками или же играли в кости и во всякие местные игры, которым обучались, как учатся люди всему дурному, с поразительной легкостью. Таким образом грехи наши множились день ото дня, и конца этому безобразию не предвиделось, хотя в течение Великого поста все усердно каялись на исповеди, посыпали головы пеплом, требовали епитимьи и клялись исправиться. Однако же это оказалось не более чем кратким перерывом, после которого безделье и блуд возобновились пуще прежнего. Я был крайне недоволен тем, что арбалетчики забросили повседневный труд и воинские упражнения, но, с другой стороны, понимая, как иссушили и вымотали их перенесенные лишения, почел за лучшее дать им срок еще немного прийти в себя, прежде чем снова гнать их вперед по неведомым дорогам.

Так прошло несколько месяцев, пока в один прекрасный день не прибежал со всех ног запыхавшийся Черный Мануэль с известием, что негры мангбету, с которыми воевал народ Карамансы, захватили в плен фрая Жорди и здешнего целителя. Я тут же велел Вильяльфанье трубить тревогу. Собрался весь отряд во главе с Андресом де Премио, я сообщил новость; вооружившись и прихватив с собой Черного Мануэля, мы отправились на поиски пленных. До самого вечера следопыт Рамон Пеньика вел нас за собой. Когда сгустилась тьма, взошедшая луна застала нас на лужайке у большого валуна, где мы и решили переночевать, с тем чтобы на заре продолжить преследование. Но вдруг всего в какой-то лиге от нас в поднимающемся от реки тумане замерцал матовый огонек, подсказывая, что наша цель уже близко. Воодушевленные, мы мигом позабыли про усталость и с величайшей осторожностью пошли на свет. Возле стоянки солдаты рассредоточились, чтобы бесшумно окружить врага, лишь иногда под чьей-то ногой хрустела ветка или раскалывался орех, но мы уже знали, что в африканской ночи никто не обращает внимания на подобные звуки. Ведь хищники, большие обезьяны и мартышки постоянно бродят вокруг человеческих поселений в надежде стащить что-нибудь съестное, но никогда не осмеливаются приближаться к костру. Поэтому мы подошли вплотную незамеченными. Восемь чернокожих богатырского сложения стерегли целителя Карамансы, фрая Жорди и еще трех негров из нашей экспедиции, один из которых был ранен и, похоже, дышал на ладан. Знаками я приказал Вильяльфанье командовать нападение, он дунул в рожок что есть мочи, и восемь негров мангбету опомниться не успели, как их повалили на землю за исключением одного, обнаружившего себя пригвожденным к дереву. Он недоуменно пялился на оперение стрелы, пронзившей его грудь, и никак не мог сообразить, что же такое с ним стряслось. Перерезав глотки побежденным, мы развязали своих, радуясь тому, что нашли их целыми и невредимыми, за исключением раненого — его ударили по голове дубиной и волокли на обед своим соплеменникам. Ночь мы провели на другой лужайке, подальше от места, где валялись трупы, а наутро вернулись в деревню.

После этого случая Караманса проникся к нам благодарностью, уяснив, что с нами его люди под надежной защитой, и принялся осыпать нас почестями: каждый день присылал просо и другие зерна вместе с женщинами, которые растирали их пестиками в больших деревянных ступах. Весьма утомительное занятие, но негритянки никогда не устают. С грудными младенцами, привязанными к спине, они работают и смеются, как будто это игра. Точно так же хохочут мальчишки у нас в Кастилии, когда залезают на осла, бредущего к мельнице, и им безразлично, кто среди них сын идальго, а кто — простого крестьянина.

Очень скоро арбалетчики начали брать негритянок в сожительницы, чему фрай Жорди вначале резко воспротивился, но потом, убедившись, что его призывы никто не слушает, замолчал. Некоторые даже приходили ко мне с просьбой позволить им перебраться на другой берег, к сородичам своих женщин, но тут мы с Андресом де Премио были непреклонны, ибо опасались, что в случае предательства со стороны негров окажемся беззащитны, если не будем держаться вместе в нашем лагере. В итоге черные женщины арбалетчиков сами пришли к нам жить. Кое-кто не постеснялся взять себе двух жен, исторгнув у фрая Жорди громовую проповедь о смертных грехах, но в конце концов пришлось монаху смириться и с этим. Ведь жизнь там была нелегкая, а женщины ежедневно ходили собирать съедобные растения и корешки, мололи муку, пекли лепешки, поддерживали огонь и вообще очень ловко управлялись по хозяйству, хотя и шумели при этом изрядно, потому как вечно затевали свары между собой. Инесилья мало-помалу училась им подражать и запросто освоила местное наречие — не хуже Паликеса, нашего сверх меры одаренного толмача.