Кармен Майкл - Танго в стране карнавала

Я смирилась и с тем, что кариоки, мягко говоря, «не такие, как мы», и вновь отдалась потаканию собственным желаниям – а это, собственно, и составляет истинную сущность жизни путешественников, как бы тщательно они это ни скрывали. Правда состоит в том, что вещи пустые и банальные частенько перевешивают то, что кажется очень важным. Ни с чем не сравнимая радость от того, что утром можно не вскакивать по будильнику, ощущение легкости от сознания, что не нужно гнаться за неясными и малопонятными целями – такими как продвижение по службе или эмоциональная уравновешенность, – возможность свободно и без оглядки выражать любые свои чувства – удовольствие от всего этого было таким острым! Подобного восторга в «реальном мире» у меня не вызывали ни профессиональные достижения, ни самый расчудесный шоппинг. В Рио цель была одна – просто делать, что хочешь.

– Это очень просто. Жизнь ведь так проста, – философствовал Густаво в одно прекрасное утро, тщетно пытаясь убрать нашу бельевую веревку из буйно разросшегося сада.

Светлые тропические ливни и жаркие влажные деньки превратили сад на крутом склоне в густое сплетение листвы и ветвей, стремительно карабкающихся по стенам Каса Амарела. Никто, кроме Бога и Торре, не знал доподлинно, что скрывается под волнами лиан, ползучих растений и паразитов на заднем дворе. Однажды в сентябре, немного порасчистив заросли за виллой, я обнаружила старинный велик с огромным передним колесом и ванну на львиных лапах. К февралю сад полностью захватил власть. Деревья манго и авокадо были опутаны лианами, запах гниющих фруктов бил в нос, а похожие на клешни омара красные цветы геликонии были поистине доисторических размеров. Кое-какие лианы окрепли настолько, что даже отрастили себе стволы!

Необходимо было укротить сад, обрезать его настолько, чтобы стали заметны тропинка и веревка для сушки белья. Густаво призвал на помощь соседского сына – этот крепкий молчаливый мальчик вполне органично смотрелся бы на постаменте в римском или греческом зале раздела античного искусства Лувра. Они с Густаво оба были обнажены по пояс, все в поту, с косами наперевес. Густаво в красной бандане напоминал могучего арабского ассасина. Однако люди явно проигрывали битву. Сад на другой же день возвращал свои позиции или забирался даже дальше, мстя за нападение.

– А чего же ты хочешь. Вот об этом я тебе и говорю постоянно. Только так и можно добиться своего и стать счастливым, – вздохнул Густаво, когда лоза, которую он десять минут пытался срубить, упрямо плюхнулась прямо перед ним. Махнув рукой, Густаво с размаху уселся на ступеньку.

Именно так, кажется, все и поступали. Люди ходили, куда хотели, с кем хотели и когда хотели, не заботясь, что о них подумают. Они даже заранее предупреждали о своей ненадежности – договариваясь о встречах, добавляли: «по кариока-времени». Это означало, что человек может опоздать часа на два или вообще не появиться, – я наконец усекла это после долгих ожиданий на уличных перекрестках. Стыдно подводить бедных стареньких бабушек, тщетно дожидающихся встречи, но стоит ли им, бабушкам, на что-то рассчитывать в стране, где во время матчей чемпионата мира по футболу закрываются больницы? Гедонизм – образ жизни, который породил самодостаточность. Конечно, не очень радостно с острым приступом аппендицита оформлять самого себя в больницу – но, по крайней мере, никто не заставляет вас проделывать это для кого-то еще.

Рио-де-Жанейро – город самовлюбленных анархистов. Ни Церковь, ни государство, ни даже совесть, кажется, не оказывают никакого влияния даже на самых приличных горожан. Свыше восьмидесяти процентов жилья, включая шикарные особняки и небоскребы, построено нелегально. Полиция меняет законы по своему усмотрению, самосуд – популярная форма общественного контроля. Теневая экономика составляет более сорока процентов. Прославленные музыканты не скрывают, что сами приобретают пиратские диски с музыкой. Все без исключения садятся за руль в пьяном виде. И винить в этом некого. Такова цена индивидуальной свободы – и правительства, которому до всего этого явно нет дела.

Эксцентричная интеллектуалка Анна, владелица соседнего особняка в стиле ар-нуво, регулярно устраивала вечеринки, на которых ее жильцы – анархисты, художники, члены альтернативных политических партий и отбившиеся от рук дети, – принимали у себя карнавальных барабанщиков, электропанк-группы и странные труппы современного балета или устраивали очень громкие поэтические чтения. Улицу запруживали автомобили и такси, на тротуарах толпились те, кто не получил приглашения, и из моего окна в комнате китайской принцессы было слышно, как в саду напротив отбившиеся от всех гости, не понижая голоса, обсуждают бразильский национализм и прочие животрепещущие темы. Так было каждые выходные и продолжалось до самого восхода.

– Неужели никто на улице никогда на нее не пожалуется? – спросила я у Густаво, когда однажды утром он сказал, что шум всю ночь не давал ему спать.

Густаво странно взглянул на меня и помотал головой:

– Нет, разумеется. После многозначительной паузы он добавил:

– Кроме того, кому жаловаться-то? Права личности для Рио-де-Жанейро – тоже вопрос сложный и запутанный. Определенно, здесь никому не дано права на то, чтобы пребывать в тишине. Нельзя сказать, чтобы кто-то бился за реализацию права людей на образование. Здесь с усмешкой относятся ко всякой дребедени типа права на интеллектуальные ресурсы, да и о праве на собственность – этом «отжившем свое старье» – имеют, скажем, весьма поверхностное представление.

Когда я в первый раз приехала в Рио, то тешила себя мечтой о приобретении недвижимости. Хотелось купить дом в южной полуостровной части Ипанемы, в Леблоне, где фавела Виджигал прилепилась к склону величественной горы Дойш Ирманс («Два брата»). Квартиры с потрясающим видом на пляж Ипанемы продавались примерно за 15 тысяч американских долларов, так что трудно было не соблазниться перспективой.

Иногда мы с Кьярой наведывались в этот район после утреннего лежания на пляже, устраивали гонки на мототакси по широким автострадам и заглядывали вниз, туда, где гора погружалась в сверкающий Атлантический океан. Кьяра всегда была нацелена на поиск новых чернокожих красавцев, с которыми еще не успела свести знакомство и которые, по ее уверениям, встречались только в фавелах.

– Межрасовое скрещивание – вот что делает их такими шикарными, – поясняла она в своей прямолинейной манере. – Теория Дарвина в действии, естественный отбор. Вот почему англичане такие уроды. Они ведь живут на острове.

Если отбросить эстетические восторги, приобретение недвижимости казалось хорошим вложением капитала, особенно с учетом того, что в двух шагах отсюда, в Леблоне, точно такая же квартира, и даже без вида, оценивалась в 200 тысяч долларов.