Мелинда Бланчард - Карибы. Ресторанчик под пальмами

— Лично я, когда езжу на машине, никогда не пристегиваюсь. Вообще никогда. Слышали, мужик один разбился в Норд-Хилле, но остался жив. Повезло ему. А все почему? Не пристегнулся. Эти ремни специально делают так, чтобы потом из машины было не выбраться.

Я начала объяснять суть системы безопасности в автомобиле, но меня никто не желал слушать. Скорее всего, мы с Бобом были единственными людьми на Ангилье, которые пристегивали ремни безопасности. Клинтон искренне считал, что, делая это, я подвергаю свою жизнь опасности, и, как мог, пытался убедить меня прислушаться к голосу разума.

На кухне царило веселье. Без всякого сомнения, самой скучной, утомительной работой занимался Жук. Многие люди после нескольких часов мытья тарелок стали бы ныть и жаловаться, но только не этот парень. Он стоял, склонившись над раковиной, наполненной обжигающе горячей водой, и травил смешные байки, чтобы другие не скучали и не грустили.

Жук, к немалому восторгу остальных работников, обожал меня передразнивать. Например, я кричала: «Шестой столик!». Это означало, что официанту надо было прийти и забрать заказ. «Шестой столик, шестой столик, подходим и забираем еду!» — эхом отзывался Жук. Если никто не приходил, я снова орала: «Шестой столик!». В этом случае Жук упирал перемазанные мыльной пеной руки в бока, топал ногой и пронзительно вопил: «Шестой столик! Повымирали все, что ли? Еда стынет! Шестой столик! Живо! Ну давайте! Пошевеливайтесь!»

Клинтон быстро набил руку. Теперь он резал, строгал, крошил, растирал как настоящий профессионал. Семена от овощей Клинтон не выбрасывал. Он аккуратно заворачивал их в бумажные полотенца, относил домой и на следующий день сажал. Когда Клинтон работал, он ритмично покачивал головой. Однажды вечером, когда у нас было особенно много заказов, Клинтон пропел под нос: «У него в руках целый мир…». Я присоединилась — мне хотелось поднять ребятам настроение в этот безумный вечер. Через несколько мгновений уже вся кухня распевала: «У него в руках целый мир…». Гаррилин занималась украшением десертов, Шебби отбивал лопаточкой ритм о гриль, Жук пускал мыльные пузыри, а Оззи пританцовывал, не отрывая от пола ног. Если бы в этот момент на кухню зашел незнакомец, он бы подумал: «Хороша хозяйка, у нее тут бог весть что творится». Однако такие вечера нравились мне больше всего.

Я остановила машину в сотне метров от ресторана и теперь ждала, когда наш сосед Элберт перегонит через дорогу стадо коз. Вожак шел впереди, волоча за собой черную веревку. Если кто-то из коз сворачивал в сторону, Элберт взмахом трости возвращал бедняжку на место.

Каждое утро, когда Элберт проходил мимо со стадом, он обязательно улыбался мне и махал рукой. Элберт привязывал вожака к дереву, а остальное стадо, видимо, не отдавая себе отчета в том, что свободно, весь день паслось рядом. Болтающиеся уши у коз, игриво махавших короткими хвостами, были мягкими на ощупь. Весело резвились маленькие козлята. Почувствовав голод, они искали своих матерей, чтобы напитаться от них молоком.

Вожак всегда меня интриговал. Мне было страшно интересно, что произойдет, если его отвязать. Может, охваченный желанием осмотреть остров, он кинется по дороге в поисках приключений? Я представила, как за ним, в смятении оттого, что поднимает мятеж, устремляется все стадо.

Козы благополучно перебрались через дорогу. Элберт помахал мне на прощание рукой, и я поехала дальше. Жизнь Элберта была вольготной — отогнал стадо и свободен. Я вспомнила свой ежедневник, где у меня все было расписано буквально по минутам. Вечером в воскресенье мы строили планы на предстоящую неделю, жалея, что в сутках только двадцать четыре часа. Но если поначалу, к тому моменту, когда стадо наконец пресекало шоссе, я уже была готова взорваться, то теперь мне даже нравилось останавливаться тихим ранним утром и ждать, когда Элберт с козами неспешно переберется на другую сторону.

На Ангилье индеек нет. Мы решили возить их из Майами, наплевав на то, что стоимость перевозки будет больше, чем цена самих индюшек. Устраивать торжественный ужин в День благодарения на британском острове в Карибском море было рискованным делом. За несколько дней до праздника, в надежде, что мы останемся верны традициям, нам стали названивать как туристы, так и просто американцы, проживавшие на Ангилье. Десять замороженных индюшек были доставлены на самолете. На протяжении долгих дней велась активная подготовка.

Мы только и делали, что пекли и жарили. Мы готовили сладкую картошку с кленовым сиропом и ромом, клюквенный соус, пироги с яблоками и тыквой, а также карибский вариант кукурузного хлеба с маленькими кусочками толченого ананаса.

В девять утра в День благодарения я включила на кухне телевизор. На канале Эн-би-си только-только начинался праздничный парад. Было немножко странно смотреть, как колонна проходит мимо моего прежнего дома, выходящего окнами на Центральный парк.

Мы с Бобом и Маркесом наблюдали за торжествами по телевизору и одновременно готовили ужин. Парад потряс Маркеса до глубины души. Он стоял возле раковины, не отводя взгляда от телеэкрана. На ногах у него, как обычно, красовались здоровенные расшнурованные кроссовки «Найк», а волосы, заплетенные в короткие косички, торчали в разные стороны.

— А это кто? — спрашивал он всякий раз, когда появлялся очередной воздушный шар в виде того или иного героя. Некоторых персонажей мультфильмов Маркес узнал самостоятельно и с гордостью назвал: — Это Бульвинкль, это Супермен, а вот этого я не знаю. Кто он такой?

Несмотря на то, что Марку было сложно работать и смотреть телевизор одновременно, мы с удовольствием комментировали основные события парада. Мне кажется, парень так до конца и не осознал, сколь гигантских размеров были воздушные шары и надувные фигуры. Бульвинкль покачивался от порывов ветра, а когда он поднял руку перед светофором, полыхнувшим красным, Маркес рассмеялся. На некоторое время Маркес забыл обо всем и стал дергать за воображаемые веревки, будто бы это он управлял огромной фигурой героя мультфильма.

Со всем, что хоть каким-то боком касалось механики, Маркес был настолько не в ладах, что о нем у нас на кухне складывали легенды. Если что-то куда-то не влезало или застревало, Маркес, в зависимости от ситуации, либо давил, либо рвал это на себя изо всех сил, пока не добивался желаемого результата или не ломал окончательно вещь. Два дня назад мы уже поменяли сорванный болт на соковыжималке — Маркес умудрился отломать у нее ручку. Вот и сейчас, он как раз смотрел, как по Центральному парку проходят барабанщики с оркестром, как вдруг я услышала громкий треск. Маркес посмотрел на меня огромными, виноватыми глазами. В руках он сжимал рукоятку от кухонного комбайна.