Жюль Верн - Школа робинзонов

Но не подумайте, что плавание на «Дриме» должно стать только увеселительной прогулкой. Уильям Кольдеруп — человек слишком практичный, чтобы не использовать путешествие в пятьдесят — шестьдесят тысяч миль по всем морям земного шара в деловых целях. Правда, отчалить от гавани «Дриму» предстояло без груза, наполнив для устойчивости водобалластные отсеки. Пароход будет загружаться в промежуточных портах, где находятся торговые конторы богатого негоцианта. Таким образом капитану Тюркоту не придется понапрасну гонять судно, и, фантазия Годфри Моргана ни на один доллар не разорит дядюшкину кассу. Вот как подходят к делу в солидных торговых домах!

Все подробности плавания обсуждались на долгих и секретных совещаниях между Кольдерупом и капитаном Тюркотом. Но, как видно, дело, несложное на первый взгляд, оказалось не таким уж легким, ибо капитану пришлось не одиножды наведаться в кабинет коммерсанта. Каждый раз, как он оттуда выходил, наиболее наблюдательные из домочадцев Уильяма Кольдерупа замечали, что вид у него довольно странный: волосы, словно растрепанные ветром, взъерошены, и качается он на ходу больше, чем обычно. К тому же из кабинета иногда доносились громкие голоса, из чего можно было заключить, что беседы носили далеко не миролюбивый характер. Капитан Тюркот, человек прямой, никогда не гнул спину перед Уильямом Кольдерупом. А богач так любил и ценил капитана, что даже позволял ему противоречить.

Наконец как будто все уладилось. Кто же уступил в конце концов — Уильям Кольдеруп или Тюркот? Трудно сказать, не зная предмета споров, но вряд ли капитан. Так или иначе, после восьмидневных переговоров коммерсант и моряк, как видно, все же пришли к какому-то соглашению, хотя Тюркот продолжал недовольно ворчать:

— Пусть меня унесут пятьсот тысяч чертей, если я когда-нибудь сталкивался с такой работой!

Между тем подготовка «Дрима» к плаванию быстро продвигалась, и капитан прилагал все усилия, чтобы в первой половине июня корабль мог выйти в море.

В порт Сан-Франциско заходит множество судов под разными флагами. Городская гавань стала удобной для погрузки и выгрузки товаров, после того как инженеры возвели здесь искусственные сооружения. В воду вбили прочные сваи из красной ели, а сверху положили дощатый настил, образующий широкую платформу в несколько квадратных миль, и, хотя она заняла большую часть бухты, места еще оставалось достаточно. На площадке для разгрузки высились подъемные краны и громоздилось множество тюков с товарами. К причалу в образцовом порядке, не задевая друг друга, подходили одно за другим океанские суда и речные пароходы, клипера из всех стран и американские рыбачьи баркасы. У одной из таких пристаней, в конце Уорф-Мишн-стрит, снаряжался по всем правилам «Дрим», уже прошедший в особом доке килевание [13] [13] Килевание — ремонт подводной части судна. .

Подводную часть судна выкрасили суриком, и теперь она резко отличалась своим коричневато-красным тоном от всего корпуса черного цвета, к оснастке не придрался бы лучший из знатоков, котел тщательно проверен, машина и винты блестели как новенькие. Для удобного сообщения с сушей на палубе «Дрима» установили быстроходную и устойчивую паровую шлюпку.

Люди, поставленные капитаном Тюркотом для наблюдения за работой машины и парусами, слыли специалистами своего дела, лучших и найти трудно. На нижней палубе в загонах поместили скот и птицу: агути [14] [14] Агути — род зайцевидных грызунов. , баранов, коз и кур. Кроме того, здесь сложили большое количество ящиков с отборнейшими консервами.

Что касается маршрута, то пока было известно, что первую остановку они сделают в Окленде, столице Новой Зеландии, если, конечно, потребность в топливе или противные ветры не заставят зайти на какой-нибудь архипелаг или в китайский порт. Впрочем, все эти подробности не имели для Годфри никакого значения с той минуты, как он узнал, что путешествие состоится, и еще меньше интересовали они Тартелетта, чье больное воображение с каждым днем рисовало все новые и новые опасности.

Путешественникам оставалось выполнить еще одну формальность: сняться у фотографа.

Какой жених позволит себе отправиться в кругосветное путешествие, не взяв с собой фотографию невесты и не оставив ей своей? Поэтому Годфри в костюме туриста предстал перед Стефенсоном, фотографом с Монтгомери-стрит. Его сопровождала Фина в строгом костюме для прогулок, доверившая объективу свое миловидное, немного опечаленное лицо. Обмен фотографиями — иллюзорный способ сохранить близость во время долгой разлуки. Портрет Фины будет стоять в каюте Годфри, а портрет Годфри — в комнате его невесты.

Несмотря на то, что Тартелетт не был женихом и быть им не собирался, решили и его запечатлеть на сверхчувствительной бумаге. Но при всем своем таланте мистер Стефенсон не сумел сделать приличного снимка. На фотографии выходило какое-то смутное пятно, в котором никто не узнавал учителя танцев и изящных манер. А все оттого, что во время съемки Тартелетт, не слушая указаний ассистентов знаменитого фотографа, беспрестанно ерзал. Пытались испробовать другой, более прогрессивный метод — моментальную съемку. Бесполезно! Тартелетт начинал раскачиваться, как капитан «Дрима» на мостике.

Пришлось отказаться от идеи увековечить черты этого замечательного человека — непоправимая потеря для будущих поколений, если (мы, конечно, далеки от столь мрачной мысли) Тартелетт вместо того, чтобы попасть (как он надеялся) в Старый Свет, отправится (чего он опасался) на тот свет, откуда нет возврата.

Итак, приготовления закончились, оставалось лишь сняться с якоря. Девятого июня в особняке на Монтгомери-стрит дали прощальный завтрак. Пили за счастливое путешествие Годфри и за его скорое возвращение.

Молодой человек был очень взволнован и даже не пытался этого скрыть. Фина держалась гораздо спокойнее. Что касается Тартелетта, то он утопил свои волнения в нескольких бокалах шампанского, действие которого сказывалось до самого отъезда. Он даже забыл захватить с собой карманную скрипку, и ему доставили ее в тот момент, когда на корабле уже отдали концы.

Последние рукопожатия. Последние прощальные возгласы. Несколько оборотов винта — и пароход стал медленно отчаливать.

— Прощай, Фина!

— Прощай, Годфри!

— Счастливого пути! — крикнул Уильям Кольдеруп.

— А главное — благополучного возвращения! — крикнул в ответ учитель танцев и изящных манер.

— Смотри, Годфри,— добавил Кольдеруп,— никогда не забывай девиз, который начертан на корме «Дрима»: «Confide, recte, agens!» [15] [15] Действуй смело и верь! (лат.)

— Не забуду, дядя Виль! Прощай, Фина!