Генри Мортон - От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла

В гостинице не было никого, кроме самого управляющего с женой, их шестимесячного пойнтера Дианы и симпатичного молодого черкеса по имени Георгий, который исполнял роль доверенного слуги и секретаря хозяина. Юноша этот прислуживал мне за обедом, и я имел возможность сполна насладиться его диковинным нарядом. Обычно он появлялся в долгополом оборванном макинтоше, грязных походных ботинках и черной каракулевой феске. По вечерам, когда становилось прохладно, Георгий разжигал в моей спальне жаровню, и от нее волнами расходилось мягкое тепло.

Осматривая Дафнийскую рощу, я карабкался по крутым скалам, пробирался меж водопадов и везде примечал, как нередкие здесь землетрясения изуродовали и деформировали сирийскую землю. Я пытался представить, как эти места выглядели во времена Павла: десять миль прекрасного сада, в котором все было подчинено разнузданному культу речного бога. На расположенных террасами склонах холмов стояли многочисленные храмы, в которых всем заправляли жрицы. В их распоряжении находились рабыни всех национальностей: богатые антиохийцы, поклонники культа, сотнями скупали их на восточных рынках и дарили храмам.

«Дафнийские нравы», они же «распущенные нравы», вошли в поговорку и затмили ежегодные паломничества в священные рощи Афродиты Киприды на Кипре и оргии в Коринфском храме Венеры, в которых участвовали тысяча жриц. Ювенал, оплакивавший упадок римской морали, писал, что воды сирийского Оронта излились в Тибр и заполонили Рим своими упадническими суевериями.

В Дафне эти суеверия живы и по сию пору. Местные жители не любят в одиночку ходить после захода солнца, а матери не выпускают детей из дома без маленького голубого амулета, который, по их мнению, охраняет от злых духов.

Подолгу просиживал я на склонах горы Силпий, не отрывая взгляда от раскинувшейся у моих ног Антиохии и размышляя о печальной судьбе этого города. Если гибель античного Тарса вызвала у меня столько горестных переживаний, то что же тогда говорить об этом некогда величественном центре восточной цивилизации! Чтобы понять мои чувства, представьте, что нечто подобное приключилось с Лондоном. Город сровняли с землей, растащили по камешку, по бревнышку, прекрасные дворцы и памятники разрушены, дороги исчезли, а между Тоттнэм-Корт-роуд и Чаринг-Кросс раскинулся цыганский табор, который и именует себя гордым названием «Лондон». Нынешняя арабская Антиохия — маленький городишко, по площади во много раз уступающий древнему городу. Некогда Антиохия занимала всю долину по обоим берегам Оронта. За мощной городской стеной расположились четыре района, соответствующие разным этапам жизни под Селевкидами. Но городу не хватало места, он рос и захватывал окрестные холмы. Даже крутые склоны Силпия оказались усеяны богатыми виллами и испещрены сетью дорог. И по сей день на безлюдной вершине горы сохранились фрагменты крепостной стены, четко выделяющиеся на фоне безоблачного южного неба.

Время безжалостно в своем неотвратимом течении. Где ныне знаменитые театры, ипподромы и бани? Куда подевались тысячи мраморных колонн и бесчисленные городские статуи? А фонтаны, дворцы и оживленные базары? Все они сгинули вместе с создавшим их миром. Иногда местные крестьяне, роющиеся в земле в паре миль от границ современной Антиохии, натыкаются на остатки древних улиц или раскапывают цветные плитки римских бань. Если бы наша наука задалась целью точно выяснить площадь античного города, то я уверен, целое поколение археологов было бы обеспечено работой.

Антиохия в ту пору, когда ее посетил святой Павел, представляла собой третий по величине город мира. Это была шумная и надменная столица, в которой господствовал культ богатства во всех его материальных проявлениях. Здесь высоко ценилось то, что в современном мире называется коммунальными удобствами, как то: центральное отопление, канализация и водопровод, плавательные бассейны и отводные сооружения.

Вот отрывок из сочинений Либания, антиохийского философа и писателя:

В общественных банях каждый ручеек имеет размеры реки, да и в частных — немногим меньше. Любой гражданин, создавая себе новую баню, не страшится, что она останется сухой. В городе не существует проблем с водообеспечением. Таким образом, каждый район города оказывается надежно обеспечен банными удобствами. И если они и не могут поспорить в размерах с общественными банями, то уж точно их превосходят по красоте и изяществу. Причем жители каждого района соревнуются друг с другом, стараясь превзойти соседей… Если учесть еще и городские фонтаны, установленные для украшения, то можно сказать, что у каждого вода льется прямо у порога.

Если говорить о городской планировке, то древняя Антиохия способна дать сто очков вперед любому современному городу. Ее главная улица протянулась на четыре с половиной мили, что почти в пять раз превосходит эдинбургскую Принцесс-стрит. Ее центральная часть отводилась экипажам и всадникам, а для пешеходов были построены крытые колоннады по обеим сторонам улицы. Антиохия — на зависть соперничавшей с ней Александрией — была спланирована по принципу прямоугольной сетки: главный проспект под правильными углами пересекали другие улицы, тоже мощенные мрамором и снабженные колоннадами. На них размещались многочисленные общественные здания, храмы, рынки и триумфальные арки. Ах, что это был за город! Когда солнечные лучи играли на разноцветных фонтанах и позолоченных статуях, отражались в мраморных колоннах и вздыбленных квадригах, огнем горели на золотых трубах Победы — ничто в этом мире не могло сравниться со славной Антиохией.

Когда же ночная тьма опускалась на город, улицы его расцвечивали тысячи огней, дабы жители Антиохии могли и дальше без помех предаваться главному делу своей жизни — наслаждению. Эти люди не верили в будущую жизнь, а потому стремились урвать у ночи каждый час света и таким образом продлить сознательное существование. Наверное, нынешние обитатели крупных городов легко поймут настроение, царившее в древней Антиохии. «Для нас, — писал Либаний, — ночь отличается от дня лишь способом освещения; прилежным рукам нет никакой разницы, откуда берется свет, они продолжают трудиться; им компанию составляют те, кто поет и пляшет. Гефест и Афродита успешно делят ночь между собой». Полагаю, это единственное место во всей античной литературе, где упоминается уличное освещение.

Если жизнь древней Александрии была нацелена на вечные достижения нового века, то антиохийцы являлись большими специалистами по всему преходящему и бренному. Это был центр потребительства. В Антиохии селились богатые аристократы и нувориши. Рядом с ними обретались толпы обеспеченных и усталых людей, привлеченных исключительно благоприятным здешним климатом. В городе царил культ молодости и красоты, и в этом смысле Антиохия павловской поры напоминала Венецию восемнадцатого века, Париж девятнадцатого и Голливуд наших дней. Это был современный, образованный, элегантный и злоязычный город. Здесь рождались эпиграммы, способные создать или, наоборот, разрушить репутацию человека. Самые незначительные размолвки, возникавшие на антиохийском ипподроме, кругами расходились по всей империи. Сам император участвовал в борьбе «синих» и «зеленых» (по цвету формы колесничих) — наиболее популярных фракций во времена святого Павла. Сохранились сведения, что Калигула и Клавдий носили цвета «зеленой фракции». Да уж, воистину на поприще грубой лжи и жестоких насмешек этому городу не было равных.