Тенцинг Норгей - Тигр снегов

Хотя мне не плохо жилось в Читрале, я был рад вернуться к своему народу. Однако мои дочери нуж­дались в хорошем уходе, а один я не мог с этим справиться. Друзья посоветовали мне: «Женись на доброй женщине, которая могла бы присмотреть за ними». Я отвечал: «Это хорошая мысль. Но на ком?» И тут мне опять повезло. Я снова встретил Анг Ламу, ту самую молодую женщину, которая когда-то покупа­ла у меня молоко и торговалась из-за цены. И вот оказалось, что она двоюродная сестра Дава Пхути. Мы поженились; она стала новой матерью моим де­тям, и за это я в течение последовавших лет имел все основания быть ей благодарным.

Спустя две недели после женитьбы я уже отправил­ся в очередное путешествие. Боюсь, что Анг Ламу была не очень довольна, но такова уж судьба шерп­ских жен.

Первый поход продлился недолго. Он не был даже связан с восхождением. В годы войны в Индии со­бралось много американцев, и во время отпуска они часто приезжали в Дарджилинг. Один из них, подпол­ковник Тейлор, прибыл в Дарджилинг с разрешением на въезд в Тибет; он нанял меня, чтобы я помог ор­ганизовать поездку и сопровождал его. Мы взяли двух лошадей для себя и несколько мулов для бага­жа и двинулись – сначала по долинам Сиккима, за­тем через высокие, овеваемые ветрами перевалы. Нам нужно было недалеко, всего только до Гьянтсе, одного из ближайших к границе городов, но до тех пор я бывал в Тибете лишь в Ронгбуке и на Эвересте, потому мне было не менее интересно, чем Тейлору. Он держался очень приветливо и не раз повторял, что научит меня водить «джип», если я приеду в Америку. С тех самых пор я брежу «джипом», и, если у меня когда-нибудь окажется столько денег, я обязательно куплю себе такую машину: она лучше всего подходит для крутых дорог в районе Дарджилинга.

Подполковник Тейлор был не только приветлив, но и щедр. Позднее, когда кончилась война, он при­слал мне перед отъездом на родину двести рупий в качестве подарка. Однако за ним еще остаются уро­ки вождения автомобиля, и если я попаду в Америку, то предъявлю ему счет!

Наше путешествие продлилось всего два месяца. Подобно подполковнику Тейлору, большинство амери­канцев, с которыми мне пришлось иметь дело, пред­почитало верховую езду пешему хождению; таким образом, приобретя опыт в обращении с лошадьми, я нашел новый способ зарабатывать на жизнь. Вернув­шись в Дарджилинг, я купил на свои читралские сбе­режения две лошади и стал отдавать их напрокат. Некоторое время все шло хорошо. Другие шерпы це­лыми днями носили грузы по горам, а мне было достаточно отдать лошадей напрокат, после чего я мог сидеть дома всю вторую половину дня.

Правда, я редко так поступал, потому что мне не сиделось дома, хотелось чем-нибудь заняться. И вот я стал одновременно работать проводником для туристов, как делал это до войны. Помню, однажды я привел на восходе на Тигровый холм семь американ­ских леди, чтобы показать им Эверест. На высотке были в этот момент и другие проводники и туристы, причем проводники делали одну вещь, которую, стыд­но сказать, позволяли себе часто: они показывали сво­им туристам не ту гору. Дело в том, что Эверест не производит особенного впечатления с Тигрового холма. Он лежит далеко, да к тому же отчасти заслонен вершинами Лхотсе и Макалу, которые кажутся больше, особенно Макалу. Туристы обычно и принимают Мака­лу за Эверест, а многие проводники поддакивают: «Да, это Эверест» – им все равно, а объяснять лень.

Мне подобные штуки не по душе. Я рассказал своим семерым леди, где Эверест, и объяснил, почему верши­на кажется меньше других. Они были так довольны моей честностью, что позже брали у меня напрокат лошадей и рекомендовали меня своим друзьям.

Дарджилинг тем и хорош, между прочим, что туда постоянно приезжает много различных людей. Как-то утром, идя по Човраста, главной улице города, я вдруг увидел миссис Смитон, которую не встречал со време­ни Тиридж Мира. С ней был незнакомый мне мужчи­на, и я ждал, что она представит его мне. Когда же он заговорил, я обнаружил, к своему удивлению, что это ее муж. Позднее он рассказал, что во время вой­ны был ранен пулей в нос, чем и объяснялась перемена в его облике. Но характер обоих супругов не изме­нился, они были все такие же приветливые и друже­любные. Смитоны пригласили меня сопровождать их в течение недели на Калимпонг, и наше знакомство возобновилось очень приятным образом.

Как и прежде, я водил туристов в небольшие по­ходы к близлежащим поселениям – Пхалут, Тонглу, Сандакпху. Иногда эти походы оказывались поучи­тельными не только для них. Так, мне вспоминается одна английская чета, которую я водил на Тигровый холм. Им захотелось посмотреть побольше, мы взяли лошадей и направились в Тонглу. Господина я по­мню очень смутно, но госпожа была красива, особенно я обратил внимание на ее чудесную кожу и красивые белые зубы. Вечером первого дня мы остановились на ночевку в гостинице, а утром я, как обычно, принес им воду для умывания и чай. Когда я подошел к кро­вати госпожи, она поднялась и села. Я подумал: «Гос­поди, я не в ту комнату зашел!» Передо мной была не молодая и красивая женщина, а морщинистая без­зубая старуха. Я поставил кувшин и чайник и хотел бежать. Но тут заметил на столике у кровати баночки с кремом и пудрой и две красивые челюсти в стакане воды. Я подумал: «А может быть?..» – но все-таки удрал. А когда она вышла немного спустя, то была так же молода и хороша собой, как накануне.

Весной 1946 года состоялась, наконец, моя первая за много лет настоящая экспедиция. Ее целью был Бандар Пунч, «Обезьяний хвост», в Гархвале. Получив приглашение от моих старых друзей, мистера Гибсона и мистера Мартина, я обрадовался, как мальчишка. «Ты снова пойдешь в горы!» – только и мог думать я, и все внутри у меня пело.

Итак, я отправился в Гархвал. Мы выступили в по­ход. Вместе с нами шли: мистер Р. Холдсуорт, также учитель Дун Скул, участник экспедиции 1932 года на Камет, майор британской артиллерии Мунро и лей­тенант индийской армии Н. Д. Джаял, с которым мне предстояло впоследствии познакомиться еще бли­же. Однако нам и на этот раз не повезло на Бандар Пунче. Погода стояла плохая, все время валил густой снег. Тем не менее мы поднялись почти до 5500 метров, на триста метров выше, чем в 1937 году. Я чувствовал себя превосходно, снова очутившись в любимых горах.

– Мы еще вернемся. Придет день, когда мы пой­маем эту обезьяну за хвост, – сказал на прощанье Гибсон.

– Только не следует больше называть эту гору Обезьяний хвост, – ответил я, смеясь. – Отныне она должна называться Дун-Скул-гора.