Тенцинг Норгей - Тигр снегов

В этой экспедиции я впервые увидел кислородные приборы. Тильман относился к ним отрицательно, он считал, что Эверест можно и должно взять без кис­лорода. Большинство восходителей разделяло его мнение. Но Ллойд выше Северного седла шел все время с кислородным прибором, всесторонне испыты­вая его. «Что это за странная штука?» – удивлялся я, а другие шерпы смеялись и называли его «англий­ский воздух». Прибор был громоздкий и очень тяже­лый – совсем не то, что мы брали с собой на Эверест много лет спустя, – и явно не оправдывал усилий на его переноску. Один из кислородных баллонов получил совершенно неожиданное применение в монастыре Ронгбук. Когда я снова пришел туда в 1947 году, он висел на веревке на главном дворе. Каждый вечер, когда наставал час монахам и монахиням расходиться по своим кельям, в него били, как в гонг.

Из-за плохой погоды мы решили спуститься совсем, но и это оказалось нелегким делом. Снегопад не прекращался, приходилось опасаться новых лавин. К тому же случилась неожиданная беда. Утром в ла­гере IV на Северном седле, разнося по палаткам чай альпинистам и носильщикам, я обнаружил, что Пасанг Ботиа лежит без сознания. Я принялся трясти его – никакого впечатления; похоже было, что его разбил паралич. Начальником лагеря был Эрик Шиптон. Он осмотрел Пасанга, но тоже ничего не смог сделать. В это время Тильман все еще находился в одном из верхних лагерей; придя оттуда, он с большим трудом спустил Пасанга вниз по крутым склонам на ледник. Причину заболевания Пасанга так никогда и не уда­лось выяснить; он остался частично парализованным даже после окончания экспедиции. Правда, это было единственное несчастье за все путешествие, если не считать того, что мы не взяли вершины.

Как я уже говорил, звание Тигра, хотя и употреб­лялось раньше в отношении шерпов, совершивших наиболее высокие восхождения, официально было вве­дено только Тильманом. Началось это как раз с нашей экспедиции. Все шерпы, поднявшиеся в 1938 году до лагеря VI, получили медали; в наши личные книж­ки записали, что нам присвоено почетное звание. С тех пор Гималайский клуб, ведущая альпинистская орга­низация в Индии, вручает медали Тигра всем шерпам, которые совершили выдающиеся восхождения. Я был, разумеется, счастлив и горд, что принадлежу к числу первых Тигров, и, вернувшись в Дарджилинг, поду­мал: «На этот раз мы забрались высоко. А на сле­дующий, в 1939 или 1940 году, мы, быть может, до­стигнем цели».

Я не знал тогда, что происходит в мире, не знал, что случится вскорости. Прошло четырнадцать долгих лет, прежде чем я получил возможность снова попы­тать счастья на Чомолунгме.

Мне кажется, что жизнь шерпы-носильщика напо­минает кое в чем жизнь моряка. Когда дела идут хо­рошо, он большую часть года проводит вне дома и редко видит свою семью. Правда, жене шерпы лучше, чем жене моряка: зная, где находится муж, она может не бояться соперничества других женщин.

Во второй половине 1938 года я отправился в Гархвал опять для того, чтобы сопровождать майора Осместона в топографической экспедиции. На этот раз мы производили съемки в районе Альмора, там, где северная часть Индии соприкасается с Тибетом и За­падным Непалом. В этом диком краю редко бывали чужеземцы. Местами мы могли смотреть через грани­цу Тибета и видеть гору Кайлас. Хотя высота Кайласа всего около 6700 метров, индуисты и буддисты счи­тают ее самой священной из всех гималайских вершин. Возле нее находится большое озеро Манасаровар, также священное, и знаменитый монастырь; во все времена сюда приходили паломники из самых отда­ленных частей Азии. Мне тоже хотелось побывать там, однако ближе Альморы я так и не попал.

Майор Осместон был хорошим альпинистом, но ему поручили не штурмовать вершины, а измерять и наносить их на карту. Поэтому мы и на этот раз не совершили серьезных восхождений. Тем не менее при­шлось основательно поработать. С нами шли четыр­надцать работников топографического ведомства и мно­жество носильщиков, и мы провели в горах больше двух месяцев.

Затем я возвратился в Дарджилинг и провел зиму вместе с Дава Пхути. В этом году у нас родился второй ребенок, девочка; мы назвали ее Пем Пем. К тому времени сынишке Нима Дордже исполнилось три года. Как я уже сказал, он был очень красивый. Глядя на него, я говорил себе: «Когда ты будешь слишком стар для восхождений, он займет твое место. И станет первым среди всех Тигров».

Настал 1939 год, и весной я, как всегда, вышел с новой экспедицией. Одна канадская дама, миссис Берил Смитон, приехала в Дарджилинг нанять шерпов через Гималайский клуб, причем ее привлекали не близлежащие вершины, а Тиридж Мир, в другом кон­це Индии. Тиридж Мир находится, собственно, уже не в Гималаях. Он расположен за рекой Индус в Гинду­куше, у границы Афганистана. Тогда этот край казал­ся мне таким же далеким, как Америка или Европа. Все же я решился вместе с еще несколькими шерпа­ми. Теперь я знаю, что в противном случае моя жизнь в течение последующих шести лет сложилась бы совершенно иначе.

Сначала мы совершили длинное путешествие, что­бы попасть в Лахор в Пенджабе, где встретили мужа миссис Смитон, капитана Смитона, и их друга, майора Оджила [4]. Затем проехали еще почти столько и по­пали на крайний северо-запад Индии, в Читрал, – эта область теперь входит в Пакистан. В центральном городе области состоялись наши последние приготовле­ния, после чего мы выступили на Тиридж Мир – боль­шую красивую гору высотой около 7700 метров. Однако отряд был очень мал, снаряжения не хватало, и штурм оказался не по силам. Мороз и ветер заста­вили нас отступить. Все же мы поднялись до 6900 мет­ров. Миссис Смитон не отставала ни на шаг – не­плохое восхождение для женщины!

Вершина была почти целиком покрыта снегом и льдом, голые участки попадались редко, подъем не представлял особой трудности. С лучшим снаряжением нам удалось бы дойти до цели. Но мы совершали вос­хождение ради удовольствия, поэтому никто особенно не расстраивался. Позднее я с интересом узнал, что Тиридж Мир был впервые взят в 1950 году норвеж­ской экспедицией.

На Тиридж Мире я исполнял обязанности началь­ника над шерпами и местными носильщиками. Ответ­ственность большая, но официально я еще не стал начальником. Только в 1947 году меня утвердили сирдаром, которому подчинены все носильщики эк­спедиции.

Восхождение происходило в июне и начале июля; потом другие шерпы вернулись в Дарджилинг, я же остался в Читрале. По пути к Тиридж Миру я встре­тил некоего майора Уайта. Он помогал Смитонам ор­ганизовать экспедицию и отнесся ко мне очень хорошо, по-дружески. Шотландец по национальности, он слу­жил в одном из наиболее известных полков индийской армии – «Читралские разведчики». Майор Уайт пред­ложил мне остаться поработать с ним. Я согласился. Поначалу я не думал оставаться долго, собирался домой, к жене и малышам. Но работа пришлась мне по душе, месяц проходил за месяцем, и незаметно подошел конец года.