Николай Максимов - Поиски счастья

Ройс поежился: влажный туман волнами наступал с юга. Вспомнились погибшие на Аляске, замерзшие золотоискатели, их окоченевшие трупы… Но он уже снова в Сиэттле. Он — машинист на шхуне. Потом — опять Ном. Неожиданное знакомство с Мартином и Олафом. И наконец мистер Роузен. И вот — четвертого июля 1900 года Бент высаживается на Чукотке, недалеко от залива св. Лаврентия.

Низкие облака совсем прикрыли море, стлались по берегу. Все утонуло в этой белесой мгле: и поселение, и очертания берегов, и море, и Бент Ройс.

Начал накрапывать дождь. Норвежец пошел к жилью.

Тэнэт и ее старуха мать с тревогой наблюдали, как беспокойно спит сегодня этот человек другой земли, хотя для них уже давно не чужой, Тэнэт стала его женой, скоро у них будет ребенок.

За эти годы Ройс свыкся с жизнью чукчей. Вместе с охотниками выходил на промысел, стал своим в поселении. Но все свободное время он работал в забое. Не раз владельцы шхун предлагали ему сделаться их торговым агентом, хотели оставить ему товары. Ройс не соглашался, это связало бы его, мешало бы поискам золота. Его не устраивали обещанные двести-триста долларов в год, он хотел большего: богатства, а не крошек со стола богачей. К тому же за долгие годы бродяжничества он привык к независимости. Здесь он не подчинялся никому, и он верил, что рано или поздно доберется до золота.

Ночью Ройс проснулся, сел, огляделся. Тэнэт и ее мать спали.

Да, он не должен был подписываться под этой бумагой. Он, наконец, мог бы объяснить, что тут у него Тэнэт… Но разве он знал? Спросили документы.

Бент закурил трубку. «Что же делать? Что же делать тебе, Бент? Вернуться в Ном? Компании нет. Договор — пустая фикция. Ах, мистер Роузен!.. — Ройс покачал головой. — А если все-таки остаться здесь, что будет тогда?..» Тогда будет то, о чем предупреждала подписанная им вчера бумага… Да, ему не следовало подписывать!

И снова, опять и опять, как днем, мысль его невольно возвращалась к прошлому, заставляя передумывать весь пройденный в поисках богатства, золота нелегкий и безрадостный путь.

По договору с компанией он должен был обследовать длинную полосу побережья. Но разве его вина, что мистер Роузен оставил его без продуктов? А ведь там, именно там, наверное, есть золото! Норвежец вспомнил проходившего через Энурмино немца-путешественника, за семнадцать тысяч марок тот пешком обходил земной шар. Этот немец шел с Колымы и говорил, что там золота много, как нигде в другом месте…

Ройс достал из-под шкуры дневник. Нашел записи, относящиеся к встрече с немцем. Семнадцать тысяч марок этот человек должен был получить лишь при том условии, если будет путешествовать без денег, добывая пищу в пути. И он шел… Почему же Ройс — сильный, закаленный человек — не может отправиться на Колыму, а сидит здесь, когда именно там, на Колыме, ждет его богатство и счастье?.. Он уцепился за эту мысль. «Золотое ущелье» никто не захватит, он всегда успеет вернуться сюда. Ему даже необходимо хотя бы временно покинуть эти места: ведь он подписал бумагу.

Поглаживая рукой заросшее лицо, он сосредоточенно думал. Сон вернул ему равновесие, он стал способен трезво рассуждать. У него есть ружье и патроны. Нужно быть дураком, чтобы вернуться в Штаты.

Где-то в другом конце Энурмино завыла собака. Мелкий дождь мерно шелестел по куполу яранги. Спокойно шумело море. Сейчас лето. До зимы он успеет…

Что-то бормоча, во сне зашевелилась Тэнэт. Ройс поглядел на нее. И вдруг ему стало жаль эту добрую тихую женщину. Вспомнил ее сестру Тауруквуну, задумался.

К воющей собаке присоединилась другая, уже ближе. Чего они воют?.. И так тошно.

Дождь, дождь, дождь…

А все-таки как же Тэнэт? Ройс снова набил трубку. Что ж Тэнэт? Он найдет золото и пришлет ей всего на десять лет. Разве это отразится на его благополучии? Не может же он из-за нее… Не должен же он…

Чуть не все собаки поселка подняли невыносимый вой.

— Проклятые! Чтоб вы сдохли!

Тэнэт успокоилась, спит. Старуха тоже опит.

Шелестит и шелестит мелкий, противный дождь.

Ройс вносит в дневник события минувшего дня. Он не суеверен, но дата — тринадцать — и день — понедельник — наводят его на размышления. В такой же день и такого же числа он убедился, что Джонсон — плохой товарищ. Бент ошибался в нем, посчитав его лучше Олафа.

Где же Олаф? Как плохо одному! Норвежец открыл сумку со старым, пожелтевшим письмом. «…Буду ждать еще год», — писала в последний раз Марэн. Уже давно прошел этот срок… А ведь Бент обнадежил ее! А сам?.. Но не возвращаться же ему с пустыми руками! Он раскурил угасшую трубку.

Собаки постепенно смолкли.

Да, Колыма… Видно, не напрасно мистер Роузен посылал его к Колыме. Вот и немец… Уж не сам ли Бент свалял дурака, что столько лет болтался в этом «Золотом ущелье»? Нужно было тогда же, сразу, пока были продукты… Но немец вот и без продуктов…

Ройс устал думать. Его одолевала дрема.

…Через два дня, как только прекратился дождь, ночью, тайно от Тэнэт и ее матери, он ушел на Колыму.

На следующий год на борту военного транспорта «Шилка» северо-восток России посетил генерал-губернатор Приамурского края.

Генерал только что сошел с мостика и теперь, раздраженный безуспешностью погони «Шилки» за какой-то быстроходной шхуной — на ее корме была отчетливо видна пушка, — сидел за письменным столом в своей каюте. На столе — безупречный порядок. В секциях настольной полки аккуратно разложены папки, доклады, книги. Перед чернильным прибором стопка плотной бумаги; на титульном листе выведено: «Унтербергер. Очерки Приамурья».

Плотный, с одутловатым лицом, генерал Унтербергер нервно постукивал карандашом по зеленому сукну. Ему определенно не повезло, — но не писать же в своих очерках, что во времена его губернаторства безнаказанно плавали в северо-восточных водах вооруженные контрабандисты!

— Возмутительно! — вслух произнес он и слегка повернулся вместе с вращающимся креслом.

До своего последнего назначения Унтербергер много лет занимал пост военного губернатора Приморья, и в мемуарах своих он старался подробно описать все достижения по освоению Дальнего Востока. Вот и теперь, желая своими глазами увидеть, что же достигнуто на окраинах, он и решился — в свои уже преклонные годы — на это длинное и утомительное путешествие. Еще час назад он писал: «Морские сношения области как с Европейской Россией, так и с заграницей год от году все увеличиваются, причем преобладающими являются во Владивостоке германские, а в Николаеве японские суда». Начальник края полагал, что после ликвидации «Северо-Восточной компании» возможность плавания здесь американских судов исключена. На деле же оказывалось иное…