Николай Максимов - Поиски счастья

…Убедившись, что стреляли не по берегу, любознательные эскимосы уже подплывали на байдарах к кораблям, стоящим борт к борту. По переброшенному трапу на «Шилку» переходила под конвоем команда задержанной шхуны.

И тут с одной из байдар раздался истерический женский крик. Это Майвик узнала среди американов свою дочь…

— Амнона! — дико закричала она. — Амнона!

Майвик вскочила на ноги, байдара резко накренилась. Ее схватили, пытаясь усадить, но женщина рвалась, кричала, цепляясь за штормтрап «Шилки».

— Мама… — глухо откликнулась черноволосая женщина в европейском платье и пошатнулась на трапе.

— Что за крик? — спросил, быстро подойдя, капитан «Шилки». — Женщина? Откуда?

Со связанными руками, в расстегнутой меховой куртке поверх клетчатой красной ковбойки, Билл Бизнер стоял рядом с эскимоской.

— Кто капитан? — спросил командир «Шилки», хотя он приметил этого человека в меховой куртке еще на мостике.

— Капитан «Китти» — я, Билл Бизнер, подданный Соединенных Штатов, — вызывающе ответил тот.

«Осел, — подумал старший офицер. — Он полагает, вероятно, что делает услугу Штатам, заявляя, что он подданный Америки…»

— Что за женщина? Почему, увидев ее, кричит эскимоска?

Билл Бизнер все так же дерзко ответил:

— Я не намерен вступать с вами в объяснения, капитан. Мы будем говорить в присутствии консула Соединенных Штатов, если вам угодно заниматься расследованием. — Он надеялся, что мистер Роузен сумеет все уладить.

Между тем женщина в байдаре все кричала, рвалась на корабль.

— Пустите ее на борт, — приказал капитан.

Эскимоска бросилась к дочери.

— Отдайте мне ее! — иступленно взмолилась мать.

Она ощупывала свою дочь, терлась щекой об ее лицо.

Унтербергер, услышав крики, позвонил. Вбежал вестовой.

— Командира с докладом!

— Есть командира с докладом! — и вестовой исчез.

Через несколько минут, выслушав рапорты офицеров и выяснив дело с эскимосской женщиной, капитан второго ранга явился с докладом к генерал-губернатору.

— Приведите ко мне этого разбойника, — приказал Унтербергер.

Увидев генерала, Билл Бизнер помрачнел. Вежливо он уверял, что был на соседнем острове, как известно, принадлежащем Соединенным Штатам, и лишь по особым условиям плавания в этом районе должен был обогнуть остров Большой Диомид с запада, направляясь к мысу Уэльского на… восток. Он также убеждал губернатора, усердно жестикулируя (руки ему уже развязали), что никогда не бывал у азиатских берегов.

— Ваше высокопревосходительство, — раздраженный ложью, обратился к губернатору командир «Шилки», — разрешите огласить вахтенный журнал.

Унтербергер кивнул головой. Капитан подошел к столу, раскрыл журнал «Китти». У Бизнера потемнело в глазах. «Скотина! Даже журнал не успел уничтожить», — мысленно выругал он Вахтенного.

Командир «Шилки» читал:

— «20 июня, 16 часов 07 минут; стали на рейде мыса Беринга. 29 июня, 11 часов 20 минут; вошли в бухту Провидения».

Зашелестел перевернутый лист, и снова запестрели названия заливов, мысов, бухт, среди них — залив св. Лаврентия, Уэном, Наукан, Уэллен, Энурмино, Ванкарем.

— Достаточно, — остановил губернатор. — Судно контрабандистов взять на буксир. Команду — под арест. Дочь вернуть матери, подробно опросить. Следовать к мысу Дежнева. Узников высадить на Чукотском побережье!

…Утром «Шилка» стояла на якоре у скалистого мрачного мыса Дежнева.

На взгорье виднелся эскимосский поселок. С высокого берега жители его рассматривали два корабля.

Бодрый, чисто выбритый генерал-губернатор вышел на палубу. Командир подошел к нему с обычным утренним рапортом.

Послышалась команда: «Вольно!»

— Так вот он, батюшка, каков! — произнес хозяин края, осматривая мыс.

В скалах кричали кайры, то и дело перелетая с места на место. Волны тихо набегали на берег.

Гардемарины, в отдалении прислушивавшиеся к словам старого генерала, принялись тоже тщательно оглядывать мыс, хотя и вышли на палубу значительно раньше губернатора.

Белобрысые брови Ивана Тугаринова были нахмурены. «Двести шестьдесят два года прошло, — подсчитывал он в уме, — с тех пор как этот смелый казак Семен Дежнев прошел из устья Колымы на Анадырь, обогнул северо-восток Азии. А хоть бы какой-нибудь памятник поставили ему… Даже свое нынешнее название «мыс Дежнева» этот скалистый берег получил только двести пятьдесят лет спустя после великого географического открытия. Какое небрежение! — думал гардемарин. — Вот губернатор захватил шхуну и доволен, как маленький. А сколько их ушло, сколько их еще тут бороздит наши воды! Знал бы Семен Дежнев…» Смелая и дерзкая мысль заставила юношу, чеканя шаг, подойти к губернатору.

Однокурсники, матросы, офицеры остолбенели от изумления. Но генерал сегодня определенно был в превосходном расположении духа. Он милостиво обернулся, вопросительно подняв брови.

— Ваше высокопревосходительство! — обратился к генералу юный помор, почтительно остановившись в трех шагах. — Разрешите, ваше высокопревосходительство, — вторично оттитуловал он губернатора, — воздвигнуть на этом мысе крест Дежневу.

Унтербергер пожевал тонкими губами, мясистый нос его шевельнулся.

— Крест? Он похоронен здесь?

— Никак нет, ваше высокопревосходительство. Он первый доказал, что Азия и Америка разделены проливом.

— Крест… — губернатор пожал плечами. — А что же он будет означать, этот крест?

— Мы укрепим на нем медную доску, где напишем, в честь кого, кем и когда он поставлен.

«Кем и когда… — мысленно повторил губернатор, изящно поковыряв мизинцем в ухе, — Кем и когда…»

— Что же, это любопытно, — оживился он. — Я одобряю, молодой человек, — он слегка кивнул головой. И, уже было отвернувшись, спросил: — Как ваше имя?

— Гардемарин Иван Тугаринов, ваше высокопревосходительство!

— Превосходно, молодой человек! Я одобряю, — вторично подтвердил генерал. — Но не займет ли это слишком много времени? Медная доска, текст… Нам пора возвращаться во Владивосток.

— Два часа, ваше высокопревосходительство, — с надеждой во взоре, сам не зная, почему определил именно такое время, пылко ответил земляк Ломоносова.

— Два часа — я согласен, — Унтербергер взглянул на свои большие часы и стал продолжать утреннюю прогулку по палубе.

Командир корабля вызвал боцмана. Вскоре в шлюпку грузили цемент, лопаты, якорные цепи, лоток, ведра.

Текст для доски составил старший офицер. Генерал одобрил.

Матросы принялись за дело.

Тугаринов суетился больше всех. Он размечал на мемориальной доске текст, а трюмные острыми зубилами высекали слова. Плотники обтесывали бревна.

Капитан сам сошел на берег и, поднявшись футов на триста, выбрал господствующую на предгорье высоту. Это была остроконечная сопка с небольшой скалой на вершине. У подножия этой скалы и начали копать ямы для основания креста и оттяжек.