Жюль Верн - Агентство «Томпсон и K°»

Тигг походил, таким образом, на нового Париса, оспариваемого тремя богинями в новом стиле. По пословице «На безрыбье и рак рыба» мисс Маргарет действительно была Венерой этого небесного трио. Надменная мисс Мэри исполняла тогда роль Юноны, роль же Минервы оставалась за Бесс вследствие ее воинственного взора. В эту минуту было очевидно, что, вопреки общепринятой традиции, Минерва и Юнона торжествовали. Венера позеленела от бешенства.

Впервые после долгого промежутка стол оказался занятым от одного конца до другого.

К концу завтрака Блокхед обратился прямо к Томпсону.

– Милостивый государь, – сказал он, – я только что узнал, что в этих местах случилось страшное несчастье. Целый край был затоплен. Поэтому считаю уместным предложить открыть подписку в пользу жертв катастрофы. Я охотно подпишу фунт стерлингов.

Томпсон, по-видимому, не понимал, в чем дело.

– О какой катастрофе говорите вы? Черт возьми, я ничего не слышал об этом!

– Однако не сочиняю же я, – настаивал Блокхед. – Об этой истории я узнал из уст господина профессора, а вон тот господин, француз, который сидит около него, уверял меня, что об этом писалось в газетах.

– Конечно! – вскрикнул Рожер, видя, что его вмешивают. – Конечно! Но не теперь же произошло это событие. Прошло уже несколько лет с тех пор. Это было… Подождите!.. Два года тому назад… Нет, больше… Ах да, помню… Это было… Теперь знаю… Ровно восемь тысяч четыреста лет исполнилось в Иванов день, как Атлантида исчезла под волнами. Честное слово, я читал об этом в газетах древних Афин.

Весь стол разразился смехом. Блокхед же остался с разинутым ртом. Может быть, он и рассердился бы, потому что шутка выходила немного грубая, но вдруг голос с палубы сразу подавил смех и гнев.

– Земля впереди, с левого борта! – кричал один из матросов.

В мгновение ока зал опустел. Только капитан Пип остался на своем месте, спокойно заканчивая еду.

Пассажиры поднялись на спардек и, устремив взоры на юго-запад, пытались разглядеть возвещенную землю. Только четверть часа спустя перед их неопытными глазами стало вырисовываться пятно, точно облако на горизонте.

– Судя по направлению, которому мы следовали, – сказал Робер стоявшим около него, – это, должно быть, Корво, самый северный и западный остров архипелага.

Азорский архипелаг подразделяется на три группы, отчетливо отмеченные. Одна, центральная, заключает пять островов: Файаль, Терсер, Св. Георгия, Пико и Грасиоса; другая, северо-западная, образуемая двумя островами – Св. Михаила и Св. Марии, вместе с рядом рифов, именуемых Дезертас. Находясь в тысяче пятистах пятидесяти километрах от ближайшего пункта континента, эти острова, очень неодинаковых размеров и занимающие более ста морских миль, все вместе заключают двадцать четыре тысячи квадратных километров земли и имеют всего сто шестьдесят тысяч жителей. Надо заметить, что широкие морские пространства отделяют упомянутые острова и что редко с одного из них можно видеть другой.

Открытие этого архипелага, как это обыкновенно водится, приписывают себе разные народы. Но, каковы бы ни были тщеславные споры, португальские колонисты устроились здесь между 1427 и 1460 годами; острова получили от них свое название вследствие породы птицы, водившейся там во множестве и ошибочно принятой первыми поселенцами за коршуна или ястреба.

Эти общие сведения Робер сообщил по просьбе Томпсона. Успех был действительно полный: только он открыл рот, как большая часть пассажиров остановилась около него, жадно слушая французского профессора. Одни привели других, и он вскоре стал центром кружка. Собственно, он не мог отказаться от импровизированной лекции. Это входило в его обязанности.

В первый ряд слушателей Робера Блокхед, чуждый злопамятства, протолкнул свое чадо. «Слушай хорошенько господина профессора, – говорил он ему, – слушай!» Другой слушатель, уж совсем неожиданный, был Пипербом из Роттердама. Какой интерес мог он питать к этой речи, совершенно непонятной для его нидерландских ушей? Это оставалось тайной. Во всяком случае, он находился тут, тоже в первом ряду, с навостренными ушами, с открытым ртом, не пропуская ни одного слова. Понимал он или нет, но, очевидно, хотел за свои деньги и послушать.

Через час остров Корво перестал представляться облаком, определился, хотя смутной еще массой, на расстоянии двадцати пяти миль. В то же время другая земля неясно выступала на горизонте.

– Флорес, – объявил Робер.

Пароход шел быстро. Мало-помалу отдельные части показывались, прояснялись, и скоро можно было различить высокий и отвесный утес, поднимавшийся больше чем на триста метров над островками. «Симью» приблизился почти на три мили; потом капитан, повернув на юг, направил судно вдоль берега.

Утес уходил вдаль, оставаясь таким же высоким и бесплодным, с бесчисленными скалами у основания, о которые море ударяло с яростью. Вид, в общем, был страшный и дикий. У пассажиров сжалось сердце, и не все верили Роберу, когда он утверждал, что этот грозный остров укрывает и кормит около тысячи человеческих существ. Кроме нескольких долин, немного зеленевших, глаз везде встречал следы самого ужасного запустения. Никаких признаков жизни не было заметно на этих черноватых базальтах, на этих оголенных и грандиозных скалах, нагроможденных, разбросанных по капризу какой-то безмерной силы.

– Вот работа землетрясений, – заметил Робер. При этом слове толпа пассажиров пошатнулась, и Джонсон, расталкивая всех, с сердитым видом остановился против переводчика «Симью».

– Что вы сказали, сударь?! – вскричал он. – Вы говорили о землетрясениях. Они, значит, бывают на Азорских островах?

– Они бывают во всем свете, – отвечал Робер.

– И теперь?

– Теперь, – сказал Робер, – если они совершенно прекратились на Флоресе и Корво, то нельзя того же сказать о других островах, особенно об островах Святого Георгия и Святого Михаила.

Услышав этот ответ, Джонсон, казалось, воспылал гневом.

– Это гадость! – крикнул он, обернувшись к Томпсону. – Надо предупреждать людей, черт возьми! Напечатать об этом в программе. Ну, сударь, вольно вам сойти на берег и всем тем, кто будет иметь глупость следовать за вами! Но заметьте себе вот что: моей ноги там не будет!

Сделав это заявление, Джонсон так же внезапно удалился, как и пришел, и вскоре слышно было, как он орал в столовой.

Через полчаса «Симью» подошел к южной оконечности пустынного острова. В этом месте гордый утес понижается и берег заканчивается довольно низменным мысом, который Робер называл Пейшкейро. Тогда капитан повернул немного к западу и прямо подошел к Флоресу, отделяемому от Корво проливом в десять миль.