Жюль Верн - Дунайский лоцман

— Это уже не в первый раз я боялся, — объяснил господин Иегер. — Мне всегда было не по себе, когда вам приходила фантазия ночевать вдали от города или деревни.

— Ба! — сказал Илиа Бруш удивленно. — Нужно было сказать, и я бы устраивался по-другому.

— Вы забываете, что я обязался предоставить вам полную свободу действий. Обещанное я привык выполнять, господин Бруш. Это не мешает мне по временам беспокоиться. Что поделаешь? Я горожанин, и на меня действуют и тишина, и пустынная природа.

— Дело привычки, господин Иегер, — весело ответил Илиа Бруш. — Вы к этому тоже приспособитесь, когда мы подольше попутешествуем; на самом-то деле куда меньше опасностей в чистом поле, чем на улицах большого города, где бродят убийцы и грабители.

— Вероятно, вы правы, господин Бруш, но впечатлениями не распоряжаешься. Тем более что мои страхи не совсем безрассудны в данном случае, ведь мы пересекаем область, пользующуюся особенно дурной славой.

— Дурной славой? — удивился Илиа Бруш. — Откуда вы это взяли, господин Иегер? Я здесь живу, ваш покорный слуга, и никогда не слышал, что у этой местности дурная слава!

Теперь была очередь господина Иегера выразить живейшее недоумение.

— Вы серьезно говорите, господин Бруш? — спросил он. — Тогда вы единственный человек, которому неведомо то, что знают все от Баварии до Румынии.

— А что же именно? — спросил Илиа Бруш.

— Черт возьми! Что банда неуловимых злодеев регулярно опустошает берега Дуная от Пресбурга и до устья!

— Впервые слышу об этом, — заявил Илиа Бруш с чистосердечным видом.

— Невозможно! — поразился господин Иегер. — Да ведь по всей реке ни о чем другом не говорят.

— Новости появляются каждый день, — спокойно заметил Илиа Бруш. — И давно начались эти грабежи?

— Уже около полутора лет, — отвечал господин Иегер. — И если бы речь шла только о грабежах!.. Но негодяи не ограничиваются грабежами. Если им понадобится, они убивают. За эти восемнадцать месяцев погибли по меньшей мере десять человек, виновники остались неизвестными. Как раз последний такой случай произошел менее чем в пятидесяти километрах отсюда.

— Теперь я понимаю ваше беспокойство, — сказал Илиа Бруш. — Может быть, и я давно разделял бы его, будь я лучше осведомлен. Впредь мы станем швартоваться по вечерам как можно ближе к какой-либо деревне или городу, начиная с сегодняшнего ночлега, его мы устроим в Гроне.

— О, — одобрил господин Иегер, — там мы будем спокойны. Грон — значительный город.

— Я буду очень доволен, продолжал Илиа Бруш, — что вы будете чувствовать себя там в безопасности; я ведь намерен покинуть вас в следующую ночь.

— Вы будете отсутствовать?

— Да, господин Иегер, но всего несколько часов. Из Грона, где я надеюсь быть довольно рано, я хочу съездить в Сальку, она оттуда недалеко. Я ведь там живу, как вы знаете. Я, впрочем, вернусь еще до рассвета, и ваше отправление завтра утром не задержится.

— Будь по-вашему, господин Бруш, — согласился господин Иегер. — Я понимаю, что вам хочется побывать у себя, а в Гроне, повторяю, мне нечего бояться.

На полчаса разговор прекратился. Затем Карл Драгош начал снова.

— Очень любопытно, — сказал он, — что вы никогда не слыхали разговоров об этих дунайских злодеях. Это тем удивительнее, поскольку этим делом особенно усердно занялись за несколько дней до рыболовного конкурса в Зигмарингене.

— В связи с чем? — спросил Илиа Бруш.

— Была создана специальная полицейская бригада под командованием очень искусного, как утверждают, начальника, некоего Карла Драгоша, сыщика из Будапешта.

— Ему хватит работы, — заметил Илиа Бруш, на него это имя, по-видимому, не произвело никакого впечатления. — Дунай велик, и очень трудно разыскивать тех, о ком ничего не известно.

— Вы ошибаетесь, — возразил господин Иегер. — Полиция утверждает, будто ей кое-что известно. Совокупность свидетельств дает прежде всего почти полную уверенность насчет атамана шайки.

— И каков же этот субъект? — спросил Илиа Бруш.

— Вообще-то говоря, это человек, внешне похожий на вас…

— Очень благодарен, — смеясь перебил Илиа Бруш.

— Да, — продолжал господин Иегер, — он примерно вашего роста и вашего телосложения, но в остальном как будто никакого сходства.

— Ну, это еще хорошо, — вздохнул Илиа Бруш с облегчением, оно могло показаться нарочитым.

— Говорят, что у него прекрасные голубые глаза, и ему не приходится, как вам, носить очки. Впрочем, тогда как вы яркий брюнет и тщательно бреетесь, он ходит с бородой, как утверждают, с белокурой. Насчет этого последнего пункта, кажется, свидетельства не очень достоверны.

— Конечно, это является определенным указанием, — заметил Илиа Бруш, — но малоубедительным. Блондинов много, и нельзя всех подозревать в преступлениях.

— Знают и другое. Прежде всего, говорят, что этот атаман — болгарин… как и вы, господин Бруш!

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Илиа Бруш равнодушно.

— По вашему акценту, — объяснил Карл Драгош с невинным видом, — я заключаю о вашем болгарском происхождении… Но, быть может, я ошибаюсь?

— Вы не ошибаетесь, — подтвердил Илиа Бруш после краткого колебания.

— Значит, этот атаман — ваш соотечественник. В народе его, имя даже переходит из уст в уста.

— Даже!.. Так его знают?

— Разумеется, но это совсем не официально.

— Официально или полуофициально, но каково же имя этой подозрительной личности?

— Правильно или нет, но прибрежные жители относят злодеяния, от которых им столько приходится страдать, на счет некоего Ладко.

— Ладко!.. — повторил Илиа Бруш и, не сдержав волнения, перестал грести.

— Ладко, — удостоверил Карл Драгош, наблюдая за собеседником уголком глаза.

Но тот уже овладел собой.

— Это странно, — сказал он просто, в то время как весло снова заработало в его руках.

— Что же здесь странного? — настаивал Карл Драгош. — Вы знаете этого Ладко?

— Я? — возразил рыболов. — Откуда мне знать? И ведь Ладко — не болгарская фамилия. Вот что я вижу здесь странного.

Карл Драгош не стал продолжать разговора, он мог сделаться опасным, результаты его уже удовлетворили сыщика. Заметное удивление рыболова, когда он услышал описание наружности преступника, некоторое смущение, когда была названа предполагаемая национальность, явное волнение, когда он услышал имя, — всего этого нельзя было отрицать, и это усиливало первоначальные подозрения, хотя и не являлось, конечно, решительным доказательством.

Как и обещал Илиа Бруш, еще не подошло к двум часам пополудни, когда баржа прибыла в Грон. Метров за пятьдесят до ближайших домов рыболов причалил к левому, почти безлюдному берегу, чтобы его не донимали любопытные, как он объяснил, и попросил господина Иегера одного переправиться на ту сторону, где и расположен город. Пассажир согласился охотно, взявшись за весла.