Богуслав Шнайдер - Золотой треугольник

— Но ведь я не совершил никакого преступления!

Китаянка перевела мой ответ на тайский. И по-английски добавила:

— Конечно, нет. Просто вам не повезло. Мы с удовольствием принимаем здесь туристов. Но не в день похорон генерала Туана.

Мы обменялись несколькими вежливыми фразами, однако разговор не клеился, неясно было, кто я на этих посиделках — узник или гость. Далекое начальство, вызываемое по рации, тоже долго не могло ни на что решиться и в конце концов отодвинуло окончательное решение на потом.

— Пришло распоряжение отобрать у вас все фотопленки. Начальство скажет, когда и какую из них вы получите назад. Нам очень жаль, — перевела китаянка приказ из ниоткуда.

— Наш солдат проводит вас в гостиницу и осмотрит ваши вещи, — чуть ли не извиняющимся тоном произнес господин, производивший допрос.

На всякий случай я запротестовал.

— Можете вернуться сюда, когда вам будет угодно. Будете гостем, — прощалась со мной переводчица.

Солдатик без знаков отличия, проводив меня в гостиничный номер, с явной неохотой и не слишком внимательно произвел осмотр. Он удовольствовался четырьмя рулончиками пленки, которые я сам же ему и вручил (все хоть сколько-нибудь важные пленки я давно припрятал).

Я покидал деревню с чувством облегчения. Только спустившись с горы, я вспомнил, откуда знаю эту китаянку с американским акцентом: она шла за лакированным гробом.

Это была дочь генерала Туана.

— Солдаты на севере чересчур переполошились, — улыбнулся полковник Прамон и открыл ящик стола. — Вот ваши пленки.

Репортер «Фар Истерн экономик ревью» оказался прав. По его совету я не стал задерживаться ради переговоров с начальством штаба «04» в Чиангмае и по телефону разъяснил суть инцидента незнакомому полковнику из генерального штаба. Без долгих размышлений тот пообещал разузнать о пленках и пригласил меня к себе.

С самого начала я не верил в возможность попасть в генеральный штаб таиландской армии. Без специальных пропусков и разрешений в такие места обычно не пускают. Не раздумывая, я показал дежурному чехословацкий паспорт и пережил первый шок. Он поднял трубку телефона, объявил полковнику о моем приходе и флегматично пропустил меня дальше. Боясь лишних осложнений, я не посмел ему сказать, что приехал из социалистической страны. Без всякого сопровождения блуждал я по сверхзасекреченным помещениям, путался и всех расспрашивал, как мне пройти. Никто, кроме меня самого, не удивлялся. И вот наконец я у полковника.

— Вы вернете мне пленки? — пролепетал я. Со времен событий в Мэсалонге прошло четыре дня.

— Разумеется.

— Вы их проявили?

— Только черно-белые, — невозмутимо ответил он, кладя перед собой на стол два рулончика негативов и два цветных «кодака», заклееных контрольной лентой.

— Почему похороны генерала Туана окружены такой тайной? — осторожно спросил я.

— Мы многим ему обязаны, — туманно ответил полковник.

— За поддержку в борьбе с восставшими мео? — Об опии я предпочел умолчать.

— И за это. Но главное — за то, что его части сложили оружие.

— Не понимаю. — Мне показалось, что я ослышался.

— Когда мы получили приказ разоружить гоминьдановские части, мы опасались неподчинения, протеста, даже бунта. Но генерал Туан убедил своих людей сдать оружие добровольно.

— Так вот за что он получил таиландское гражданство! — дошло до меня.

— И за это тоже.

Что ж, покойный генерал поступил благоразумно. Он сумел признать проигрыш. Не стал толкать солдат на заранее обреченное восстание, постиг границы своих возможностей. От этого он только выгадал. Его люди продолжали контрабандой перевозить из Бирмы драгоценные камни и предметы древности. Потерю жалованья им возместили чайные плантации.

— Возьмите свои пленки и не поминайте Таиланд лихом, — сказал, улыбаясь, полковник Прамон.

От удивления я опомнился только за воротами генерального штаба. А потом развеселился: пожалуй, теперь я осмелюсь позвонить по телефону даже самому премьер-министру.

— Повлияет ли заключение дипломатических отношений между Пекином и Вашингтоном на торговлю наркотиками в Юго-Восточной Азии? — спросил я американского консула в Чиангмае Пола Джерома Беннета.

— Только косвенно, — ответил он. — Бирма может в больших масштабах принимать международную помощь. Это облегчит правительству борьбу с сепаратистами.

Оба мы знали, что он по меньшей мере недоговаривает. Я раздумывал, не расспросить ли о прошлом, но решил от этого отказаться: настоящее важнее. Что интересует меня, я знал абсолютно точно: подозревают ли американцы Бангкок в том, что он по-прежнему покровительствует торговле наркотиками?

— В прошлом правительство Таиланда поддерживало интересы торговцев наркотиками на своей территории не только из экономических, но и из стратегических соображений. «Личные» армии, финансируемые доходами от продажи опия, обеспечивали спокойствие в северном пограничье. Не пытается ли правительство Соединенных Штатов убедить Бангкок, что подобная политика противоречит обязательствам, которые принял на себя Таиланд? — Я постарался сформулировать вопрос как можно дипломатичней, и это вызвало у консула улыбку.

— Возможно, что-либо похожее на вашу концепцию и существует в головах некоторых офицеров, но могу вас уверить: верховное командование от поддержки «личных» армий полностью отказалось. Боеспособность таиландской армии за последние годы чрезвычайно возросла. Солдаты уже научились воевать в джунглях и в горах и вполне могут обойтись без такой помощи. Я не утверждаю, что так же было и в прошлом.

— Кхун Са, который контролирует торговлю героином в области «золотого треугольника», три года назад предлагал группе американских сенаторов выгодную сделку. Он утверждал, что может продать весь урожай бирманского опия любой заинтересованной стороне. В этом году он уточнил требуемую сумму: десять миллионов долларов. Это не так много в сравнении с убытками, которые принесет бирманский героин, попав к наркоманам. Не выгодней ли принять его предложение?

Очевидно, подобные вопросы ему доводилось слышать уже не раз:

— Против этого, в сущности, можно выдвинуть четыре довода. Во-первых, торговля одурманивающими ядами противозаконна, и потому всякие акции подобного рода с точки зрения международного права были бы нелегальными. Во-вторых, посадки мака при обеспечении его регулярных закупок стали бы расти. Далее: не существует ни одной организации, которая могла бы проконтролировать выполнение подобных договоренностей. И наконец, это, безусловно, осложнило бы отношения с Бирмой, потому что такая акция обеспечивала бы деньгами — а тем самым и оружием — сепаратистов на Севере, — объяснил он.