Генри Мортон - Южная Африка. Прогулки на краю света

Впрочем, муравьям здесь живется достаточно вольготно. Если не считать человека (который использует местные холмы как печки и посыпает толченой породой полы в своей хижине), да еще муравьеда — ночного животного, столь же скрытного, как и наш барсук (который подкапывает холмы и сидит в засаде, время от времени выкидывая наружу свой смертоносный язык), у здешних муравьев практически нет врагов. Во всяком случае нет таких, которые бы серьезно угрожали немалому поголовью муравьев. Мне доводилось видеть холмы, развороченные муравьедом — почти все они вновь «отремонтированы» муравьями и вернулись в свое исходное состояние.

Растительный мир Кару обладает особым очарованием. Здесь любой квадратный ярд — это маленький ботанический сад, не менее причудливый и утонченный, чем знаменитые японские сады. Если вы повнимательнее присмотритесь к серовато-черному кустарнику, то обнаружите, что каждый куст представляет собой миниатюрное деревце совершенных пропорций. Разнообразие этих кустов и то, как они растут — наособицу, на некотором расстоянии друг от друга — неизменно удивляет человека, впервые попавшего в Кару. Здесь действительно можно найти кустарник на любой вкус: колючий и не очень, с желтыми, красными цветами или вовсе без цветов. В Кару растет дикий розмарин, который в пору созревания выбрасывает семена вместе с легкими пушинками — своеобразными парашютиками. Есть так называемая турецкая фига, которая по виду больше похожа на вереск; есть ганна, которую так любят овцы, и многие, многие другие разновидности кустарника. Некоторые из них остаются невидимыми, спрятавшись под землей и ожидая первого дождичка, чтобы возродиться к жизни.

В Кару царит особый — душисто-пыльный, травяной — запах. Лошади и коровы медленно бродят по равнине, при помощи чутких ноздрей ориентируясь в этом букете ароматов. Они выискивают те растения, которые им больше нравятся. Достаточно взглянуть на их лоснящиеся плюшевые бока, чтобы понять: как ни странно, а земля Кару предоставляет достаточно изобильные и питательные пастбища.

Я прожил в пустыне неделю и ежедневно наблюдал одну и ту же картину: после обеда или ближе к вечеру в небе появлялись облака. Фермеры поглядывали на них и гадали: будет дождь или нет? Облака собирались над вершинами далеких гор, и казалось, неминуемо должны были добраться до Кару. Однако вскоре поднимался ветер и уносил облака прочь. На задыхавшуюся, исстрадавшуюся землю опускался еще один безнадежно жаркий вечер.

Утром мы с хозяином отправились на аукцион ферм и домашнего скота. Оказывается, такой тоже бывает. Вначале мы ехали по шоссе, от которого каждые десять-пятнадцать миль отходили проселочные дороги. И каждая из таких дорог вела к небольшому скоплению деревьев, обозначавшему очередной кусочек европейской жизни — с ее домом и хозяйственными постройками, с ее водяными колесами и розариями. Некоторые из этих ферм преуспевали, другие, судя по виду, не очень. Попадались и такие, где дела шли совсем плохо. Видно было, что их хозяева из последних сил сражаются с засухой, с нашествием насекомых и безжалостными банковскими служащими. Англичане и африканеры более или менее равномерно распределены по этой огромной территории, но все они — независимо от происхождения и политических взглядов — являются членами единого сообщества обитателей Кару.

Мы как раз выехали на относительно прямой участок дороги, когда мой хозяин воскликнул: «Смотрите!» и прибавил скорость.

Справа от нас на расстоянии примерно в милю с небольшим двигалось плотное облако пыли. Перемещалось оно нам наперерез и к тому же довольно быстро.

— Спрингбоки! — пояснил мой хозяин. — Если поторопимся, сможем увидеть, как они пересекают дорогу.

Наш автомобиль рванулся вперед, стремясь вовремя поспеть к месту предполагаемой встречи. Это была лихая гонка! По мере приближения я начал различать отдельные детали волнующего зрелища (того самого, о котором долго мечтал!) — по пустыне на полной скорости мчалось стадо в несколько сот спрингбоков. Они растянулись длинной цепью глубиной в три-четыре животных. В передних рядах бежали самые сильные и резвые, за ними поспевали более молодые или, может, менее длинноногие (если подобное определение допустимо к данному виду животных). Уже можно было разглядеть отдельные рыжевато-коричневые тела, белые грудки и прелестные точеные головы с великолепными рогами, изогнутыми в виде буквы «V». Заметив приближавшуюся машину, спрингбоки не ускорили свой бег (да и вряд ли это было возможно), но движение приобрело заметно волнообразный характер — животные стали чаще совершать прыжки.

Время от времени одно из них (а иногда и несколько сразу) взмывало в воздух и, перемахнув через спину впереди бегущего, снова приземлялось на тонкие изящные ножки. Некоторые при этом низко склоняли голову и сводили вместе передние ноги, другие же, напротив, прыгали с запрокинутой головой и раскинутыми ногами — системы я не уловил. На мой взгляд, прыжки не сильно ускоряли движение, но я могу, конечно, и ошибаться.

Теперь, когда мы достаточно приблизились, общий вид бегущего стада напоминал мне кадры кинохроники, отснятой перед Тоттнэмским разворотом. Мелькающих ног было не разглядеть, и казалось, будто бело-коричневые тела несутся над землей, поддерживаемые облаком пыли. Прыгуны же были похожи на рыбок, выныривающих из моря. Первые животные уже достигли дорожного полотна — и пересекли его, — а мы все еще находились на расстоянии в пятьдесят ярдов!

— Ну вот, — рассмеялся мой друг. — Они нас обогнали!

После чего резко снизил скорость, затем и вовсе остановился.

Я наслаждался грандиозным зрелищем под названием «стадо спрингбоков пересекает дорогу». Некоторые животные делали это одним грациозным прыжком. Они с такой легкостью взлетали в воздух, что я подумал: окажись у них на пути наша машина, они бы перемахнули через нее с запасом в несколько футов. Несколько стремительных мгновений, и все стадо оказалось на противоположной стороне дороги. Не сбавляя скорости, спрингбоки умчались вдаль и скоро превратились в облако серой пыли с легкими проблесками белого и рыже-коричневого.

Мы продолжили свое путешествие и через четверть часа свернули к ферме, на которой должны были проходить торги. Надо сказать, что за все время пути мы не встретили ни единой живой души — ни пешей, ни на автомобиле. Тем сильнее оказалось мое удивление, когда за очередным поворотом я увидел парковочную площадку, на которой сгрудилось около трех сотен блестящих американских лимузинов. Откуда они взялись? Казалось просто невероятным, чтобы безжизненная пустыня породила все это городское великолепие!