Арон Ральстон - 127 часов. Между молотом и наковальней

Смотрю на часы: двенадцатый час, воскресенье. Два часа я потратил на то, чтобы сделать еще один якорь, но результат пока оправдывает все усилия. Я делаю законный глоток воды, который только повышает чувство удовлетворенности собой: я хорошо поддерживаю водную дисциплину, я доволен тем, как сделал работу. Я сумел, имея в своем распоряжении только одну руку, закрепить якорь на не самом подходящем для этого месте.

Хорошая работа, Арон. Теперь осталось только сдвинуть валун. Давай не останавливайся.

Отрезав от веревки конец метров в десять, я завожу его петлей вокруг своего валуна. Другой конец я пропускаю через спусковое кольцо на петле — я еле-еле могу дотянуться до него левой рукой, — а затем обвязываю вокруг валуна. Не ожидая какого-либо положительного результата, я дергаю веревку. Разумеется, ничего не происходит.

Ну, по крайней мере, якорь держится.

Нужно сделать систему блоков, чтобы создать механическое преимущество и увеличить усилие рывка. С одним перегибом, с одним блоком мне не удастся поднять валун, как бы я ни увеличивал силу рывка. Получается, все равно что я просто тяну за веревку. Трение в спусковом кольце создает скорее механическое антипреимущество. К сожалению, у меня нет с собой специальных блоков, только карабины, а в них система будет терять на трении гораздо больше усилия. Теперь мне надо снять якорь, на котором до сих пор висела моя обвязка. Я пускаю волну много раз, пока наконец клубок из веревки и связки карабинов на конце не выпадает из трещины.

Время летит незаметно, я полностью сосредоточен на том, чтобы сделать эффективную систему. Я призвал на помощь все свои знания по поисково-спасательным работам и в уме конструирую систему, аналогичную той, с помощью которой пострадавших альпинистов эвакуируют с вертикальных стен. Спасатели из Альбукерке в свое время рассказывали мне о двух стандартных схемах полиспаста, и я выбираю одну из них: полиспаст Z-схемы с дополнительной тягой. Изменяя стандартную схему под имеющиеся у меня условия и снаряжение, я решаю добавить несколько петель со схватывающим узлом Прусика [47] Узел Прусика (он же схватывающий узел, или просто прусик) — узел, завязанный одной веревкой (более тонкой) вокруг другой, более толстой. (Как правило, 6–8-миллиметровым репшнуром вокруг 10–14-миллиметровой основной веревки.) Особенность этого узла заключается в том, что, если его аккуратно перемещать вдоль основной веревки, он скользит, если же резко рвануть, то он схватывается вокруг основной веревки. и карабинами, чтобы закреплять веревку саму на себя. Таким образом, с двумя элементами полиспаста я теоретически утраиваю усилие, получая в точке применения силы, то есть на валуне, соотношение механического преимущества 3:1. Трение импровизированных элементов полиспаста уменьшает это преимущество раза в два, но 1,5:1 — это все-таки лучше, чем соотношение во время моей первой попытки — 0,5:1.

Однако система слишком слаба. Валун игнорирует мои усилия. В конце грузовой линии я вяжу несколько скользящих узлов, которые, заклиниваясь в основном стопорном узле, создают петли для ног. Теперь я смогу наваливаться на полиспаст всем своим весом. Встав в петли, я становлюсь выше на полметра, и, хотя из-за зажатой правой руки поза получается дурацкая, мне удается увеличить усилие в три, а то и в четыре раза по сравнению с тем, которое я могу создать, хватаясь за веревку одной рукой. Грузовая линия напряжена и работает, как задумано, несмотря на то что построена не на блоках, а на карабинах. Но я использую динамическую веревку, способную тянуться и поглощать большее количество энергии рывка при срыве со скалы. Из-за этого я теряю немалую долю энергии моего полиспаста. Тянутся часы утомительной работы, я делаю несколько неудачных попыток приподнять якорь, завязываю еще один узел выше спускового кольца, чтобы добавить несколько сантиметров пространства для подъема… Все напрасно, камень не двигается с места. Я прилагаю все свои усилия, я сделал все, что мог, из имеющегося у меня снаряжения. Наверное, можно было бы построить систему 5:1, мне хватит на это карабинов и веревки, но, чтобы уложить все изгибы большей системы, еще несколько колен полиспаста, понадобится еще несколько десятков сантиметров пространства между якорем и скалой, а его у меня нет. Уставший, обессиленный и разочарованный отсутствием результатов, я останавливаюсь. Я вспотел, я задыхаюсь. Время — второй час.

Внезапно я слышу отдаленные голоса, отзывающиеся эхом в каньоне. В мозгу вспыхивает радостное изумление, дыхание замирает в пересохшей глотке.

Реально ли это? Да, конечно, сейчас как раз то самое время, когда группа туристов, вышедшая рано утром, может добраться до этой части каньона и успевает еще вернутся к Западному рукаву или к началу тропы Хорсшу засветло. Как ты и рассчитывал, больше всего шансов на то, что кто-то другой пройдет здесь до конца выходных. В конце концов, ты так же оказался здесь вчера днем.

Даже рассуждая таким образом, я боюсь, что уже брежу, что звуки слышны только в моей голове. Я прислушиваюсь, затаив дыхание.

Да! Шумы искажены и далеки, но знакомы мне: обувь шуршит по песчанику. Вероятно, это группа любителей походить по каньонам спускается по первому сбросу у S-образной деревяшки.

— Помогите!

Эхо моего крика замирает в каньоне. Не дыша, я прислушиваюсь, жду ответа. Ничего.

— ПО-МО-ГИ-ТЕ!

Отчаяние, слышное в срывающемся крике, расстраивает меня. Я снова задерживаю дыхание. После того как стихает эхо, не слышно больше ничего, кроме бешеного стука моего сердца. Критический момент проходит, надежды испаряются, и я понимаю, что в этом каньоне нет никаких людей.

Мой боевой настрой рушится, это так же больно, как было в первый раз, когда девушка разбила мне сердце. И тут я снова слышу шум. На сей раз слушаю внимательнее и жду. Звуки, которые я принял за шаги приближающихся туристов, издавала сумчатая крыса в своем гнезде, устроенном в мусоре над очередной каменной пробкой сзади меня, выше моей головы. Я разворачиваюсь и успеваю увидеть ее хвост в кучке сухих стеблей, потом зверек исчезает в норе.

В этот момент я даю себе клятву, что звать помощь буду только один раз в день. Очень уж напугал меня мой собственный дрожащий голос, и, если вопить слишком часто, я рискую подорвать шаткое спокойствие и здравомыслие, которые с таким трудом поддерживаю. Трезво глядя на вещи, я понимаю, что никаких людей здесь не появится до следующих выходных, — это самое раннее, когда спасатели пойдут по каньону в поисках моего тела. Мой голос слышен на расстоянии максимум пятьдесят метров, а люди не подойдут ближе чем восемь, а то и одиннадцать километров. Поэтому орать и взывать о помощи не имеет никакого смысла. Это меня только пугает.