Джули Пауэлл - Путешествие мясника

— Я так рад, что ты опять дома.

— Я знаю. Я тоже рада.

И ведь нельзя сказать, что я лгу, что жарящаяся курица не пахнет по-домашнему уютно, что мурлыканье кошки не успокаивает и что мой муж меня не любит. Все это так. Просто раньше мир казался мне большим-большим, а когда я здесь, он иногда становится очень маленьким.

4 красные картофелины (крупно нарезать прямо с кожурой)

1 среднего размера луковица (крупно нарезать)

нерафинированное оливковое масло холодного отжима

соль

перец

целая курица весом примерно 1,4 кг

острая паприка

1/2 лимона

Нагрейте духовку до 20 °C. Нарезанные лук и картошку положите в миску, щедро полейте оливковым маслом, посыпьте солью и перцем, перемешайте руками или ложкой так, чтобы все овощи были покрыты маслом. В сотейник вставьте решетку, овощи положите под нее и сверху.

Курицу намажьте оливковым маслом и посыпьте солью, перцем и паприкой внутри и снаружи; половинку лимона засуньте ей в попку. Положите курицу на решетку. Если хотите, чтобы сочной была грудка, кладите грудкой вниз. (Мы с Эриком оба предпочитаем темное мясо и поджаристую корочку, поэтому кладем грудкой кверху.)

Время готовки определите так: по 15 минут на каждые 450 г птицы плюс еще 10 минут. Пока ждете, откройте первую бутылку вина и поставьте какой-нибудь фильм, но только не чересчур мрачный, не слишком эмоционально напряженный и не тот, который может вызвать неприятные или неловкие воспоминания. Ничего похожего на «Собачий поддень» или «Ребенка Розмари». Посмотрите что-нибудь хорошо знакомое, с остроумными динамичными диалогами, словом, такое, что вы с мужем одинаково любите и еще больше любите смотреть вместе. Возможно, что-нибудь из Джосса Уэндона — он умеет успокаивать израненную душу. Во время фильма пару раз нажмите на кнопку «пауза» и сходите на кухню помешать лук и картофель, чтобы не пристали к решетке.

Курица готова, когда ее ноги легко двигаются в суставе. Отрежьте ногу и бедро одним куском, потом вторую. Положите на тарелки, туда же — лук и картофель, добавьте горсть зеленого салата. Такой курицы хватит на 6 человек, но голодные муж и жена могут вдвоем нанести ей серьезный урон.

Ешьте перед телевизором, запивайте вином — дешевым, розовым, проверенным. Потом спокойно засыпайте, а утром начинайте новую жизнь.

Задолго до рассвета я стою одна на пустой улице в Конгресо, районе Буэнос-Айреса. Очень холодно, изо рта у меня вырывается пар. Я никак не ожидала, что на севере Аргентины может быть так холодно, и, кстати, здесь так почти никогда и не бывает. Я натянула на себя все привезенные теплые вещи — футболку с длинными рукавами, сверху свитер, а на него толстовку, — но все равно мерзну. Я жду мужчину. Сердце у меня сильно бьется.

— Обязательно сделай это. Ты ведь никогда не путешествовала в одиночку. Побочное следствие того, что всю свою взрослую жизнь прожила с одним и тем же старым перцем.

Да, если не считать Д. — маленькое исключение. Вроде метеорита, повалившего деревья на огромных пространствах сибирской тайги.

— Ты-то путешествовал, — говорю я, не отрываясь от экрана лэптопа, и еще не решаюсь нажать на клавишу, чтобы подтвердить заказ места на рейс до Буэнос-Айреса. — Ты везде побывал.

— Ну да, я-то поездил по миру. И ты тоже не упускай свой шанс. Мир, он ведь большой.

— Да, все так говорят. — Я очень хочу поехать. Неведомый мир притягивает меня; он кажется больше и страшнее, чем раньше, до Д., до мясной лавки, до того, как слово «расставание» стало казаться угрожающим и манящим одновременно. — Но я уже и так оставляла тебя одного надолго…

— Но я же выжил. И теперь выживу. Я хочу, чтобы ты поехала.

— Ладно. Спасибо.

Я жму на клавишу. Все, билет заказан.

В утренних сумерках, ежась от холода, я изучаю карту Буэнос-Айреса. Раньше она была приколота к пробковой доске в прихожей квартиры, которую я сняла здесь на месяц. Дочка хозяина аккуратными кружочками отметила на ней достойные внимания местные рестораны, кафе и бары, где танцуют танго. Я не слишком хорошо ориентируюсь в городе, а потому сняла ее с доски, сложила и засунула в карман. Еще там лежит ключ от квартиры — большой и старомодный, вроде того, которым Гарри Поттер открывал тайную комнату. Я зажимаю его в кулаке, как мясной крюк, — так что острый конец торчит между указательным и большим пальцами. Старый прием самообороны, вычитанный в каком-то глупом женском журнале. Я не особенно опасаюсь нападения, но просто всегда делаю так, если оказываюсь в непривычной обстановке: раньше это, как правило, означало какую-нибудь плохо освещенную заправку или незнакомую улицу после полуночи, а сейчас — новый город на новом континенте, где я совершенно одна.

Я жду на краю просторной Пласа-дель-Конгрессо. Здесь много травы и статуй, а прямо передо мной возвышается здание Конгресса. Оно явно было задумано как нечто грандиозное, но в итоге получилось немного печальным и словно бы недоделанным. Под одной из статуй группа молодых парней в толстых куртках столпилась вокруг костерка, горящего в канистре из-под масла. Они не кажутся мне опасными и вроде бы совсем не обращают на меня внимания, но в ДНК каждой одинокой американки заложен страх перед такими компаниями. По площади бродит с десяток собак; большинство из них такой же расцветки, как ротвейлеры, но гораздо меньше и фигурой похожи на терьеров. Все они хорошо упитаны, с блестящей шерстью, но, судя по манерам, их дом — улица. Они всегда точно знают, куда направляются, прекрасно ориентируются в мусорных баках, вытаскивают из них все, что можно съесть, не боятся уличного движения, оживленного даже в этот утренний час, а переходя улицу, смотрят сначала налево, потом направо и дожидаются зеленого сигнала светофора.

Несмотря на явные признаки обветшания, здания, равно как улицы Буэнос-Айреса и идущие по ним люди, излучают какую-то усталую европейскую элегантность. В паре кварталов к югу, если верить карте, пролегает Авенида Корриентес, улица кафе и книжных магазинов, где интеллектуалы, студенты, поэты и революционеры собирались, спорили и пили до тех пор, пока диктаторы не обложили их, не стали накачивать наркотиками, а потом сбрасывать из самолетов и вертолетов в широкую Рио-де-ла-Плата. Сегодня невозможно даже представить, что такое еще совсем недавно творилось в этом городе, так похожем на Париж. Наверное, те, кто приезжал в Париж году в шестьдесят пятом, чувствовали примерно то же самое: оккупация еще не успела стать давней историей, и тем труднее было поверить в то, что подобный ужас возможен.