Марек Малятынский - В тени Канченджанги

— Не волнуйся, Петр все устроит.

— Устроит?! Он уже устроил — с нашей экспедицией! Устроил — лучше не надо! Чего ради он связался с этим самолётом?! Теперь мы отсиживаемся здесь без снаряжения, мерзнем по ночам. Через два дня кончится барашек, есть будет нечего. И всем нам придется спуститься вниз.

— Соболь, отведешь душу на обратном пути в машине. Вот увидишь, в Кабуле мы отправимся есть настоящий шашлык.

Мы начали болтать о Дели, Лагоре, Кабуле, Тегеране и заметно повеселели. Меня радовало возвращение на машинах, хотя сейчас я с нетерпением ждал прибытия каравана и Весека. Мысль о том, что он скоро здесь появится, поддерживала меня. Мы очень близко с ним сошлись, и оба хорошо знали, что в горах во многом недурно дополняем друг друга, а самое главное, в связке из нас получается выносливая двойка.

Юзек сидел грустный, не проявляя никакого энтузиазма по поводу увлекательных вещей, о которых мы говорили. Вероятно, наш разговор он считал свидетельством «разложения».

Вальдек тоже весь съеживался, как только начинались рассказы о жарких странах.

— Вы должны думать только о вершине. Все свои мысли сосредоточивайте на одной цели! Ведь это единственный шанс в нашей жизни!

Напрасно я возражал, что одно не исключает другого. Он отводил меня в сторону и, возбужденный, растолковывал:

— Марек, даже если у тебя такая психическая структура, что подобные разговоры тебя не задевают, подумай о других. Здесь собачий холод, никаких успехов и тревога за судьбу каравана, а ты болтаешь о вкусной еде, о теплом душе, а когда жарко, вспоминаешь о кока-коле! Думаешь, это не разлагает людей? А теперь, когда прибудет караван, доставив самое необходимое, мы должны выжать из себя все возможное. Просто обязаны! Времени в обрез!

И так мы проболтали до обеда. Были и шутки, и веселые анекдоты, но за всем этим скрывалась тревожная неуверенность и напряженность.

Вечером я собрал свою одежду, развешенную на оттяжках палатки, и забрался внутрь. Холодно, сыро. Юзек зажег свечу, и мы оба, не раздеваясь, нырнули в спальные мешки.

— Ты можешь положить их так, чтобы они не разбились? — Юзек протянул мне свои очки.

Без очков его лицо, озаренное огоньком свечи, казалось таким детским, беззащитным, что я ощутил к нему прилив симпатии.

— Юзек, пойдем утром вниз, о'кей? — прошептал я.

— Хорошо, может, они уже на подходе. — Он, как и я, думал о караване. Я уже засыпал, когда после длительной паузы он тихо спросил:

— А сколько человек должно возвращаться на машинах? Места хватит?

Я усмехнулся и погрузился в сон.

Утро приветствовало нас хорошей погодой. Но высоко в небе еще до завтрака появились тучи: неужели это предвестник перемен? Мы слонялись по лагерю, высматривая внизу темные точки — караван. Но вокруг — ни души.

Так как заняться больше было нечем, мы о Юзеком все-таки решили спуститься вниз. Вдруг да встретим их? Мы отправились в путь после одиннадцати. Уже на подходе к японскому лагерю мы услышали голоса. Еще минута — и за огромным валуном мы увидели сидящих на камнях Весека и Мацека Пентковского. Они поглядели на нас, не выразив удивления, словно это в порядке вещей. А ведь мы целый месяц не виделись!

Я бросился к ним, чтобы расцеловать. Я был взволнован и чрезвычайно рад встрече.

После полудня на базе стало крайне тесно. Снизу, из долины, пришли все наши и большая часть каравана. Мы обнимались с коллегами самым сердечным образом, но на продолжительные разговоры времени не оставалось, была уйма работы. Все выглядели загорелыми, радостными. Для них переход до базового лагеря тоже оказался нелегким; большое физическое напряжение усугублялось беспокойством о нас и о том, не явятся ли они слишком поздно, чтобы наше предприятие в горах еще могло иметь успех. Ведь начинать восхождение в конце апреля — это в истории гималайских экспедиций (без преувеличения) исключительный случай.

По отрывистым предварительным реп ликам я понял только, что прибывших удивляет наш выбор дороги на плато — прямо через ледник. Особенно изумлялся Войтек Бранский, который был в великолепной физической форме. Он никак не хотел поверить, что мы избрали этот путь сознательно, а не потому, что у нас не было необходимых карт.

Близились сумерки, а лагерь, словно рынок, все не мог угомониться. Группы носильщиков, сидя на камнях, ожидали расчета, оживленно переговариваясь на своем гортанном языке. Среди носильщиков сновали веселые, сопливые ребятишки, которые сопровождали своих отцов, а подчас и сами несли небольшой багаж. Они подходили к нам и без тени смущения жестами просили конфет.

Женщины стояли рядом с виду молчаливые или занятые своими делами. Можно было заметить, однако, с каким вниманием они приглядываются к нам, европейцам, критически оценивая наш наряд и поведение. Сбоку деликатно пристроился. Шимек Вдовяк, экспромтом фотографируя их. Несколько носильщиков рылись среди камней ниже кухни, и надо признать, им повезло: они обнаружили немного конфет, суповые концентраты и аптечки с набором лекарств, оставшиеся после японцев. И все это там, где мы ходили десятки раз на дню!

Барабаны — круглые контейнеры-коробки для переноски грузов — сосредоточили в двух пунктах. Желтые, с продовольствием, укладывали возле самого высокого холма на территории лагеря, множество красных, со снаряжением, окружало кухню и осыпь под нею.

На леднике виднелись непрерывно передвигавшиеся точки. Караван, разбившись на группки, продолжал подтягиваться.

— Еще несколько десятков человек прибудут завтра. — Весек стоял рядом со мной, поглядывая на подходивших.

Носильщики выглядели страшно усталыми. Тридцать, а подчас и больше килограммов на человека — это для них колоссальное напряжение. Впрочем, не все походили на профессионалов-носильщиков. Помимо женщин была большая группа мужчин, настолько изможденных и бледных, что я действительно ощутил неловкость при виде того, как они валятся с ног под тяжестью нашего багажа.

На барабанах возле кухни сидели Петр, Вальдек, Войтек и сардар Дорджи. Петр и Войтек с головой ушли в свитки бумаги, на которых без особой старательности зарегистрированы были номера транспортируемых грузов и соответствующие им имена носильщиков. Возле них стояли занятые делом наики и хозяин яков. Наики выполняли роль европейских десятников. Каждый из них посредничал при найме носильщиков, отвечал за определенную группу и доверенные ей грузы. А так как в Гхунзе найти необходимое число носильщиков не удалось, наняли десятка полтора яков, каждый из которых нес на спине два-три контейнера. Яки, могучие черные чудовища, уже спустились вниз, подгоняемые загонщиками. Их хозяин и наики ждали, когда получат плату для себя и для других носильщиков. Но предстояло еще сверить номер, полученный носильщиком в Тапледжунге, с номером доставленного им груза, сделав отметку в списке. И эта операция затягивалась.