Марек Малятынский - В тени Канченджанги

Мы моментально загрузили «Пилатус», впихнули в машину Соболя, и через минуту самолет скрылся из виду. Мы были все время в курсе дела, так как Войтек поддерживал связь с пилотом с вышки управления полетами. «Пилатус» прибыл через неполных два часа, и все повторилось: двенадцать контейнеров, потом пассажир, на этот раз Дорджи, наконец, взлет. Через полчаса Войтек сообщил удручающую весть. «Пилатус», не сумев приземлиться, возвращается. Аэродром в Тапледжунге расположен примерно на высоте двух тысяч метров — это всего-навсего пятачок на месте недавно срезанной верхушки холма. В этот день его закрыла густая облачность.

Вторично «Пилатус» прилетел 4 апреля. Но уже с рассвета мы догадывались, что нечего рассчитывать на успех. Даже предгорья Гималаев утопали в тумане. Так оно и случилось: через четверть часа летчик вынужден был вернуться.

Я думал, что тут и конец всему. Уже 4 апреля, а мы с этой грудой вещей все еще околачиваемся в пяти километрах от индийской границы, в то время как другие экспедиции давно в горах. Эх, да что там говорить: у всех было похоронное настроение!

Однако мы быстро оправились. Войтек полетел в Катманду, чтобы получить обратно деньги за несостоявшиеся рейсы, а офицер связи попытался на завтрашний день нанять машину в Дхаранбазар. Мы также отправили телеграммы вам в Тапледжунг и шерпам в Дханкуту, чтобы те сосредоточивали носильщиков в Дхаране.

Мы перестали думать о перспективах на будущее и взялись за дело. Утром доставили барабаны в Дхаранбазар, разбив там на скорую руку лагерь. К вечеру 6 апреля группками стали подтягиваться первые носильщики. Утром 7 апреля, в воскресенье, они были почти в полном составе, и около полудня мы наконец могли двинуться в путь.

Так завершился самый трудный период для нашей оставшейся в Дхаранбазаре группы.

Наступила волшебная перемена: после удручающе одно образных, испепеленных солнцем равнин Индии и заболоченных, перенаселенных пограничных районов мы вступили в настоящие леса. Исчезли орды бедняков, вся эта бездна человеческой нищеты…

Вскоре караван стал функционировать как хорошо смазанный механизм, свободно, без встрясок и задержек, но, на наш взгляд, несколько медленно. Мы неоднократно говорили с сардаром и наиками, но ни просьбы, ни угрозы не помогали. Пришлось примириться с этим, как позже выяснилось, семейным кланом.

Наконец 13 апреля я увидел Гималаи. Мы шли по длинному горному хребту, покрытому густой растительностью, и вдруг в какой-то момент перед нами открылся вид на север. Я знал, что мне предстояло увидеть, и все-таки у меня перехватило горло, когда я глядел на выступавшую из утренней дымки стену Гималаев — сияющий белый призрак над морем зелени.

Не знаю, как сложится дальше судьба экспедиции, но даже успех не затмит моего тогдашнего волнения…

В Добане к нам присоединились Шаман, Большой и Доктор. От них мы наконец узнали о планах Вальдека и вашей группы. Впрочем, Анджей передал мне твою открытку.

Я понял, какую злую шутку сыграл с вами случай. И ваше настроение, когда, промерзшие, голодные, вы обнаружили в Тапледжунге Соболя с барабанами, в которых вместо консервов и спальных мешков оказалась парусиновая обувь. Знаешь, мне теперь кажется, что в суматохе после прибытия самолета мы просто перепутали грузы. В Гхунзе мы были 20-го и, увы, на день задержались. Большинство носильщиков, нанятых в Дханкуте и Хиле, возвращались домой, пришлось подряжать новых.

Впрочем, не все были недовольны. День 21 апреля — очередной ламаистский праздник. Кульминация этого торжества — шествие жителей вокруг деревни со священными книгами на голове и питье местного пива, чанга, — была для наших фотографов целым событием.

По выходе из Гхунзы, у подножия морены ледника Жанну, на биваке, мы встретили Вальдека и Анджея Гардаса, вышедших нам навстречу.

Два дня спустя мы оказались все вместе».

Вышли мы довольно поздно, но и слишком рано для того, чтобы продолжить с кем-нибудь вчерашний спор о выборе дороги. С первых же минут стало немилосердно жечь солнце. Мы передвигались медленно, словно бы за время отдыха потеряли форму. Вальдек поставил перед нами цель: на этот раз полностью закончить разметку дороги через верхнюю часть ледника. Поэтому, миновав осыпи на ледниковой поверхности, мы сразу же начали трудоемкое и тяжелое зондирование снега. В качестве зондов вполне годились пластмассовые вешки, которых у нас теперь оказалось достаточно. Вязкий и мокрый снег на обледенелых буграх еще не представлял трудности, но во впадинах начиналась тяжкая работа. Справа и слева за нами оставались широкие желтоватые трещины. Проложить среди них надежную, без опасную дорогу — сложная задача. Образовав одну связку с Вальдеком и Юзеком, мы шли цепью, но так, чтобы один из нас был несколько впереди.

— Справа — по пояс, слева, кажется, трещина, посредине — только по бедра, — бросали мы друг другу. Каждый зондировал избранное направление, а потом шли там, где путь представлялся менее опасным. Размеченная нами дорога тянулась зигзагами к котловине, по которой мы всходили на ледопад.

База лежала перед нами как на ладони. Там все было в движении: люди — темные точечки — передвигались по окрестным склонам, ставились новые палатки. Ох, не завидовал я их работе!

Соболю с Мацеком предстояло сосредоточить все горное снаряжение, одежду и распределить их среди участников экспедиции. Они должны были также провести отбор так называемого общего инвентаря — штурмовых палаток, кошек, ледорубов, верёвок — и сложить его в палатке-складе. Весеку, который с нынешнего дня становился ответственным за снабжение, предстояло вместе с Большим и Рогалем установить большую палатку-ангар, предназначавшуюся для хранения продуктов, и заняться их отбором.

Войтек и Петр продолжали принимать и рассчитывать носильщиков, а также занимались некоторыми делами чисто формального порядка. Например, известно было, что расходы на караван превзошли наши ожидания. И Петр намеревался воспользоваться отъездом Анджея Струмилло в Польшу, чтобы с его помощью привести в движение деньги, хранящиеся в «Рэстра Бэнк» в Биратнагаре. Кроме того, он заготавливал «дипломатические» письма руководству клуба с просьбой раздобыть дополнительную валюту. Стало ясно: без этого нам просто не добраться до Польши.

Но честно говоря, финансовые проблемы нас занимали мало. Апрель подходил к концу, а мы после десятидневного пребывания в горах по-прежнему не в состоянии пройти ледопад и выбраться на плато.

А сейчас, взмокшие от страшной жары, мы размеренно передвигались по губчатой, пропитанной влагой белизне, следуя к котловине. Мы оставляли за собой вешки — разноцветные лоскутки на пластмассовых стержнях, укрепленных на ледяных буграх или в тех местах, где приходилось пересекать трещины. Мы оказались далеко вправо, возле заслоняющего небо откоса Белой Волны, когда Вальдек обнаружил следы японского лагеря. Во впадине, на посеревшем от пыли снегу, валялись остатки продуктов, бутановые баллоны, горелки и пять пар карплей — овальных решеток, прикрепляемых к подошве и облегчающих передвижение по снегу (их именуют также снежными ракетками). Они наверняка могли пригодиться, особенно при снегопадах: своих у нас не было.