Марек Малятынский - В тени Канченджанги

— Я неважно себя чувствую, — произнес он.

Дальше дорога шла по каменной осыпи вверх на боковую морену. Осыпь в верхней части переходила в ущелье, по которому бежал поток. Я безрассудно принялся жадно пить ледяную воду.

Сделалось уже совсем светло, солнце перевалило через грань Рамтанга и сквозь облака било прямо в глаза. Камни и валуны сохраняли восхитительную прохладу и влажность, как в Татрах после дождя. Впервые за время путешествия я мог прикоснуться к скале.

Войтек и Весек были уже высоко в ущелье, а несколько позади меня в одиночку брел Рубинек. Передвигался он медленно, ему досаждала нога, и он старался сокращать время отдыха, выходить раньше. Остальные же еще продолжали сидеть на камнях. Интересно, когда наконец они двинутся в путь? Только теперь я ощутил прижимавший меня к земле груз рюкзака. Каждый шаг вверх требовал самоотверженности. Ведущая двойка постоянно оказывалась далеко впереди, и, хотя я старался изо всех сил, расстояние между ними и мной сокращалось очень незначительно. По крутой осыпи я добрался до впадины, где скопились груды снега, а потом ущельем, по которому струился ручей, достиг вершины купола.

Грязно-серый ледник, изрезанный сотнями трещин, теперь лежал глубоко подо мной. Стало тепло. На камнях, покрывавших купол, сидели Войтек и Весек. Отсюда были видны Белая Волна и ледопад.

Купол переходил в отвесную стенку, ниспадавшую на ледопад, но под склонами Рамтанга, немного вверх тянулся широкий каменистый выступ. Дальше лежал снег, камни образовывали островки на белой поверхности выступа. Мы пытались идти по осыпи, снег был мокрый, рыхлый, и мы глубоко проваливались. Рубинек уже стал на лыжи и у самых скал легко скользил по снежному пространству, мы же вели борьбу, увязая в снегу по колено, по пояс. Кидались вправо и влево, нащупывая такой путь, где снег нас выдержит, где ближе к спасительным камням.

— Войтек! — рявкнул я. — Не пора ли устроить привал? Чего ты так несешься, до полудня еще далеко!

Но он не слышал или не пожелал услышать, Весек тоже на этот раз не был моим союзником.

— Вот кончатся осыпи, выберемся на снег, сделаем остановку, — обернулся он ко мне.

Но в конце концов и Войтек выдохся. Мы остановились у невысокой каменной вершины. До плато, вероятно, уже недалеко.

— Я не собираюсь надрываться, оставлю верёвку здесь, — заявил Весек. — С такими тяжелыми мешками мы увязнем в снегу и не дойдем до цели.

— Правильно! Ведь дальше нам придется размечать дорогу, — с готовностью поддержал я его.

Я извлек из рюкзака кислородный баллон — три килограмма убыло; Войтек тоже избавился от какого-то груза, все это мы заботливо сложили под большим, отчетливо видимым издали камнем.

— Наша экспедиция, пожалуй, рекордная, по крайней мере по числу созданных нами складов, — засмеялся Войтек.

Теперь можно и передохнуть. Солнце пригревало, как в сказке. На минуту отрешившись от всех забот, мы наблюдали, как по заснеженным участкам к нам на лыжах приближается Рубинек, а совсем глубоко внизу на камни выползли еще две крохотные человеческие фигурки. Где же, однако, остальные?

Через полчаса двинулись дальше. Полдень миновал, а перед нами еще долгий, неведомый путь. Сброс теперь значительно сузился, а по правой стороне к нам придвинулись сераки ледопада. Дорогу пересекали трещины, уходящие к самым скалам. Мы петляли между ними, потом свернули направо вверх, и теперь уже видно: перед нами плато!

Кругом еще полно расщелин и трещин, но дальше простиралась снежная поверхность. Над ней висела легкая неподвижная дымка. Мокрый снег держал очень плохо, лучше идти в связке.

Войтек по-прежнему был ведущим. Ну и двойка же досталась сегодня этому парню: в середине связки шел Весек, а замыкающим — я. Мы огибали трещины, при каждом шаге проваливаясь в снег по пояс. Войтек в бешенстве выкарабкивался, пытался обходить зыбкие участки снега, но безуспешно: снег совершенно не держал. Надо быть стоиком и продолжать путь. Только когда мы миновали полосу трещин, образующую продолжение ледопада, и выбрались на ровное пространство, снег стал тверже. В тех местах, где под снегом могли быть расщелины или трещины, мы расставляли наши вешки, указывающие надежную дорогу.

Прошло несколько минут, четверть часа, а снежному склону, казалось, нет конца. Но вот очередное возвышение, а за ним — долгожданные палатки!

Лагерь выглядел покинутым. Палатки осели, оттяжки сорваны, рядом едва присыпанная мусорная куча, которую разворошил ветер. В «турне» слой воды, в «памирке» остатки продуктов. Мы решили привести в порядок «рондо».

Далеко позади нас, у входа на террасу, замаячило несколько крохотных фигурок. Через час в «рондо» был наведен порядок. Уже поспевала большая кастрюля чая, когда появился запыхавшийся Рубинек, а несколько позже — Шаман, Доктор и Рогаль. От них валил пар, как от взмыленных коней. Они уселись на рюкзаки. Мы протянули им кружки с чаем, а они неприязненно наблюдали, как мы хозяйничаем в «рондо».

— Вы заняли нашу палатку, — проговорил наконец Шимек.

— Как это вашу? Мы прибыли первыми и заняли одну из палаток. Прошу, остальные свободны! — Войтек сделал жест в сторону «памирки» и двух «турней».

— Ладно, Шимек, перестань! Мы приведем в порядок другую палатку. — Доктор был уступчив.

Наступили сумерки, когда к лагерю приблизилась одинокая фигура. Это был Петр. Последние метры он одолевал с громадным трудом. Делал несколько шагов и замирал, опершись о ледоруб. Но вот и конец пути. Тяжело дыша, он молча сел на рюкзак.

— Петр, что с Мацеком? Нам показалось, что вы идете вместе?

— Он вернулся на базу… со склонов Рамтанга… Говорил, будто у него началось кровотечение… то есть, что из носа пошла кровь… или что-то в этом духе, — прошептал он и с сомнением махнул рукой. — Я прихватил часть его снаряжения… и это меня доконало, — тихо добавил он.

Солнце уже зашло, стало совсем холодно. Парни забрались в «рондо» и подали мне ботинки, чтобы я очистил их от снега: ночью обувь приходится держать в спальном мешке. Я нагреб еще большую кучу снега у самого рукава — мы будем натаивать из него воду — и последним забрался в палатку. Все небо было затянуто тучами. Задувал ветер, донося с разных сторон отзвуки срывавшихся со склонов Кангбахена небольших лавин.

Мы уже лежали сонные в спальных мешках, а Весек, почти всадив нос в мое ухо, нашептывал:

— Марек, знаешь? У меня обычные страхи перед штурмом. Помнишь пик Коммунизма? Это всего лишь 7500 метров, а самочувствие было ужасное. Мне казалось тогда, что я уже не взойду. У меня мерзли ноги, охватывала какая-то апатия, хотя перед штурмом я был в приличной форме. А сейчас я далеко не в самой лучшей — у меня все время забиты пазухи, и мне трудно идти.