Марек Малятынский - В тени Канченджанги

Однако парней все не было. Мы долгое время ждали, наконец Весек решил вернуться и поглядеть, что там происходит. Он исчез за снежным горбом. Прошло пять, десять минут, но никто не появлялся. Я начал было подвигаться назад. За гранью стояли скорчившись Войтек и Рубинек, а рядом с ними Весек!

— Идти дальше бессмысленно. Нас смахнет с этого льда, и мы окажемся в долине, — сообщили они.

Действительно, смысла не было. Ураган не ослабевал. Мы содрогались от холода, а голова, как всегда при таком ветре, раскалывалась. Обе мои руки потеряли чувствительность, в ступнях ног еще ощущались болезненные покалывания, но скоро и они одеревенеют.

— Спускайтесь вниз, — посоветовал нам Рубинек. — Мы с Войтеком навесим верёвочные перила.

Мы принялись тянуть вниз стошестидесятиметровую верёвку, которую пытались теперь закрепить. Мы успели спуститься уже порядочно, когда…

— Марек, смотри! — услышал я голос Весека. — Лавина!

На нижнюю террасу, в шестистах метрах под нами, рухнула массивная лавина. Она широким языком расплывалась по террасе, приближаясь к темным пятнам палаток лагеря II. Рядом с ними лихорадочно суетились крошечные муравьи — люди! Язык ширился, а над ним рождалось и росло гигантское облако распыленного снега, которое скоро полностью скрыло от нас террасу. Через четверть часа, когда пыль осела, мы увидели, что голова лавины задержалась перед лагерными палатками…

Часом позже мы были на перевале. Ветер дул с неослабевающей силой. Через перевал катились волны снежной вьюги. Возле третьей «турни» стояли, наклонившись, Юзек и Вальдек. Ветер уничтожил защитную снежную стенку, возведённую возле палатки.

Мы попытались привести в порядок нашу собственную «турню», но после нескольких минут тщетных усилий невыносимый холод загнал нас в палатку. Рюкзаки мы оставили возле «турни».

В этот момент подошли Рубинек и Войтек.

— Мы спускаемся на базу. Тут такой чертовский ветер, что работать невозможно, кроме того, представляется редкостная возможность передать письма и корреспонденции для газет, — заявили они.

Какое-то время они провели в палатке, где, видимо, что-то готовили, потом мы услышали их голоса:

— Привет, ребята! — И они направились вниз.

Мы с Весеком сварили суп, обследовали наши продукты и, одетые, улеглись в спальники, вслушиваясь в однообразный вой ветра.

— Жратвы в обрез! — нарушил я молчание.

С этого, пожалуй, и началось. Погодные условия, нехватка продуктов, уход партнеров — все это подействовало на нас самым удручающим образом. Зародилось сомнение в необходимости дальнейшего пребывания здесь, при таком ветре и холоде.

— Мы тут ничего не сделаем, только измотаемся перед штурмом. Спускаться или не спускаться? — рассуждали мы вслух, а ветер раздражающе завывал на оттяжках «турни».

Мы немного стыдились этих мыслей. Вальдек и Юзек сегодня пришли на перевал, чтобы вместе с нами продолжить установку верёвочных перил на верхней террасе… Но ведь есть группа Петра, назойливо лезло в голову оправдание. Значит, они будут не одни. А внизу… Уходят оба Анджея, можно еще успеть написать письмо, отправить корреспонденцию в газету «Жице Варшавы». Мысль о том, что жалко упустить такой случай, не давала мне покоя.

Меня долго терзали раздумья: Вальдек, Юзек, ветер, группа Петра, два Анджея, корреспонденция — что из всего этого самое главное? Наконец я решил:

— Нет, сейчас мы не можем спускаться! Втащим рюкзаки и ложимся спать, — бросил я в глубину палатки и начал возиться с рукавом у входа. Ударило леденящей снежной пылью.

— Прикрой быстрее, чёрт возьми! — буркнул Весек.

Я выкарабкался наружу. Всего два часа дня, а вокруг сумрачно, белые клубы пыли налетали откуда-то сверху, обрушивались на палатки, почти сбивая с ног. Я завернул за угол «турни», обошел ее вокруг, потом еще раз, но обнаружил лишь один рюкзак. Где же второй?

— Вальдек, ты не убирал наш рюкзак? — в волнении кинулся я к палатке соседей.

— Нет. А что случилось?

— Его нигде нет!

Я еще раз огляделся. Снежная площадка, где мы поставили наши палатки, переходила в крутой скат, обрывавшийся к барьеру сераков и террасе, изрезанной расщелинами. Никаких следов рюкзака вокруг!

«Конец! — подумал я. — Его сдуло ветром! Мы остались без рюкзака, без пуховых курток, без запасных вязаных вещей. Без них мы не можем идти дальше!.. Куртки? На складе, пожалуй, запасных уже не осталось! Одна надежда — ссудить их у Соболя или Гардаса».

— Весек! — Я сунул голову в рукав палатки. — Ветер смахнул наш рюкзак! Наши пуховки «накрылись»!

— Ты уверен? Может, он зацепился где-нибудь на склоне, может, его нашли наши, спускаясь вниз?

— Мало надежды! Но дождемся связи, а позже решим, что предпринять. — Я был совершенно подавлен.

Время тянулось бесконечно долго. Наконец, три. Но тщетно мы взывали в микрофон. Радиотелефон стрекотал, но никто не отзывался. С тяжелым сердцем мы приняли решение возвращаться на базу. В половине четвертого выбрались из палатки. Захватив радиотелефон, остатки продуктов, мы отнесли все это в палатку Вальдека и Юзека.

— Вальдек, мы спускаемся. Без курток оставаться здесь немыслимо. Связаться с лагерем у перевала, выяснить, не нашли ли наш рюкзак, не удалось, — сконфуженно пояснили мы.

Он взял принесенное нами добро. Не пытался нас удерживать, но я видел, что в нем борются злость и горечь разочарования.

Вот как Вальдек в действительности расценивал наш спуск:

«Когда Рубинек и Войтек решили спускаться, я ничего не говорил, но сильно обозлился. Они были нужны здесь, но для них оказались важнее заметки для газет — публицисты, чёрт подери! Существует ведь некая очередность важности. Здесь меняется погода, кто знает, не муссон ли уже на носу, а они отправились заниматься писаниной. Ну да чёрт с ними, ведь нас четверо! А через несколько часов вы сообщаете, что у вас унесло рюкзак. Ничего не поделаешь, вам надо спускаться! Но меня чуть удар не хватил. Кто же при таком ветре оставляет рюкзаки снаружи?! Это абсолютное ребячество. И вы еще утверждаете, будто у вас — альпинистский опыт?»

Было уже четыре часа, когда мы двинулись вниз. Если мы рассчитывали добраться сегодня до базы, следовало поторопиться. Ниже перевала ветер стал гораздо тише. Мы месили снег, доходивший до колен, спеша к перилам на траверсе. Под ногами образовывались лавинные языки, которые шумно срывались вниз по склону и… пока что тут же замирали. А будь снега немного больше, мы в тот день могли бы и не вернуться.

Подходя к алюминиевому уголку, мы заметили хорошо знакомый красный силуэт. Да это рюкзак Весека, притороченный к карабину! Итак, его нашли Войтек с Рубинеком.

— Может, вернемся на перевал? — предложил я.