Владимир Врубель - Всем штормам назло

Вот всё, что могу сказать ни к оправданию себя, ни к обвинению других, ибо я один виновник был и есть всему, чему гибельная страсть была причиною, не предвидя всего ужаса последствий.

Имею честь быть с истинным глубочайшим почтением, Ваш, милостивый государь, покорнейший слуга, Дмитрий Орлов».

Капитан-лейтенант уехал в Петербург, довольный. По делу об убийстве Пахомова арестовали шесть человек. И хотя в своих рапортах Головнину Орлов брал всю вину на себя, всех остальных этим он от ответственности не спас, и вряд ли тот же стряпчий оценил его «благородство».

Подвергнутая интенсивным допросам Наталья Пахомова после того, как ей предъявили признание Орлова и письма, которые она ему адресовала, призналась, что убила мужа. Видя, что Пахомов быстро поправляется, она не сомневалась, что исправник, сжигаемый чувством мести, докопается до организаторов покушения и Орлову грозит смертельная опасность. Уговорив лекарского помощника дать ей мышьяк, она подмешала порошок в кисель и дала его мужу, после чего тот вскоре скончался.

Наталья написала Орлову: «Друг мой! Вот уже всё кончилось, желание твоё сбылось вполне, всё для тебя сделала, что могла, все мучения могла перенести… Для меня всё равно, где бы и как ни служить, только бы с тобой, всё готова буду перенести, теперь уже нас ничто не может разлучить. Не сомневайся, друг мой, чтобы я могла думать что-нибудь о тебе, хотя и много толковали насчёт твоего невозвращения сюда, но должна это знать, что это не от тебя зависело, а от Бога. …Теперь живу только тобой, и мысль не покидает меня о тебе ни на минуту, где ты и каково тебе теперь, Боже мой! …Будь уверен в любви моей к тебе и верности, как я в тебе уверена… Уверена, ангел мой, что не замедлишь своим выездом… и возвратишь жизнь другу, которая тебя будет ожидать с нетерпением. Прости, благослови детей…»

Наталью ожидал страшный удар, когда из документов, предъявленных ей следователем, она поняла, что Орлов умышленно остался зимовать на Курильских островах, чтобы вернуться, когда её в Охотске уже не будет. Слова любимого человека, что он пытался избавиться от «погибельной страсти», ранили её в самое сердце. Жизнь потеряла всякий смысл. Видимо, следователю стало жаль несчастную женщину, и он уже сам дописал в опросном листе от имени Пахомовой: «Я объяснила всё по сущей правде и не имею объяснить ничего более, кроме того, что прошу милостивое правительство пощадить меня, бедную слабую женщину, впавшую в преступление в минуту самозабвения».

Из русского фольклора известно, что чистосердечное признание облегчает душу, но удлиняет срок. Следователи, они же выступали и в роли судей, были людьми, не склонными к сантиментам. «Губительную страсть» Орлова назвали простым русским словом.

Правда, в сентенции суда упомянули всё ту же губительную страсть.

История стара, как мир. Любовь связана иногда не только с разлукой, но и с преступлением. Примеров тому великое множество. Отважный штурман, не раз выходивший победителем из схваток со стихией, растерялся и оказался никуда не годным мореплавателем в житейском море. Он погубил не только себя, но и любимую женщину, оказался орудием в руках своего коварного друга стряпчего Васильева, мечтавшего занять место исправника. Наталья была готова бежать с ним на судне в Америку и вообще, хоть к чёрту на кулички, но командир «Уналашки» предпочёл отсидеться на Курилах.

3 мая 1839 года комиссия военного суда при Охотском порте постановила: поручика корпуса флотских штурманов Дмитрия Ивановича Орлова «казнить смертью».

А вот уж этого начальник порта не ожидал. Отправляя в столицу на утверждение сентенцию комиссии военного суда, он написал в сопроводительном документе, что заключение комиссии соответствует законам, но, учитывая, что Орлов провёл более 10 месяцев на гауптвахте, считает достаточным лишить его чинов и сослать в работу, т. е. на каторгу, что тоже особым милосердием не отзывалось.

Почти год после приговора местного суда ждал Орлов на гауптвахте решения своей участи. Почта шла месяцами. Наконец из Петербурга пришла бумага от морского генерал-аудитората: лишить чинов и дворянского состояния, сослать в Сибирь на поселение. На ней — резолюция царя: «Быть по сему. Николай. Санкт-Петербург. 14.1.40 г.»

Ссылать дальше было некуда. Посему Орлова определили на жительство в крошечную деревушку к северу от Охотска. Все двери в Охотске были для него закрыты. Бывшие приятели и добрые знакомые, увидев его на улице, отворачивались.

Чтобы заглушить горе, он пошёл проверенным российским путём — стал пить. Сначала выпивал по полбутылки вина, потом счёт дошёл до трёх бутылок вина в день. Видя, что оставшихся денег на вино не хватает, оставил эту благородную привычку и перешёл на водку, а потом и вообще пил любую дрянь, лишь бы пришло забытьё. Когда закончились последние копейки и были распроданы остатки имущества, хозяева избы, где он снимал угол, деятельно помогавшие ему всё пропить, вышвырнули штурмана на улицу.

Он стал бродягой. Таким его увидели и приютили тунгусы, которые не забыли, как в голодный год, когда к берегам Охотска не пришла рыба, он спас их семью от голода. Тогда у аборигенов погибли все ездовые собаки. Их хозяев от смерти спасали лишь пожертвования частных лиц, у властей денег, как всегда, не было.

Чтобы как-то прокормиться и не сидеть на шее у тунгусской семьи, Орлов собирал ягоды, выращивал хрен и другие овощи, ловил рыбу и всё это продавал в Охотске. Вырученных денег хватало на хлеб и водку.

В 1842 году в Охотск приехал новый начальник фактории Российско-американской компании Василий Степанович Завойко. Перед отъездом из Петербурга Литке и Врангель посоветовали ему обратить внимание на бывшего поручика.

Завойко и самому доводилось раньше встречаться с Орловым. Трагическая судьба командира компанейского судна не оставила его равнодушным.

Он послал за ним казака. Когда штурмана привели к бывшему сослуживцу, перед Завойко предстал не жизнерадостный подтянутый красавец-моряк, с которым он когда-то встречался, а опустившийся бродяга с безразличным взглядом. Между ними состоялся суровый мужской разговор, круто поменявший судьбу Орлова.

Переписка о переносе Охотского порта в более пригодное для мореплавателей место тянулась целое столетие, но реально никакие шаги не предпринимались. Завойко приехал с твёрдым намерением сдвинуть мёртвый камень с места, по крайней мере, перенести факторию в Аянский залив, более удобную бухту, окружённую кольцом невысоких гор. Сначала следовало провести разведку. Для этого нужен был верный помощник, на которого можно было бы положиться, как на себя самого.

Орлов когда-то имел репутацию не только великолепного штурмана, но и надёжного, обязательного человека. Но это было в прошлом.