Игорь Фесуненко - Бразилия и бразильцы

Те, кто полагают, что монах — это существо, обязательно ветхое, обросшее бородой и стоящее одной ногой в гробу, были бы потрясены при виде добрых молодцев францисканцев. С тщательно выбритыми подбородками, идеально расчесанными проборами, в коричневых рясах-халатах и сандалиях на босу ногу, они напоминают команду боксеров на тренировочном сборе. Тем более что средний возраст этих хорошо откормленных бездельников не превышает тридцати лет. Я несколько раз бывал в монастыре Святого Франциска, бродил по его коридорам, но только один раз встретил троих служителей господа старше пятидесяти. Почему-то они говорили между собой по-немецки. Очевидно, под сводами этой обители нашли приют не только доморощенные любители легкой жизни, но и чужеземные гости, вынужденные по каким-то неведомым бананам причинам покинуть свои баварские поместья и гамбургские конторы.

Через узкую боковую дверь можно проникнуть во внутренний двор монастыря. Здесь все сохранилось в том же виде, в каком оставили эту обитель, уходя на новые заработки, ее последние строители. Маленький внутренний дворик окружен колоннадой. В центре — яркий цветник. Пусто и душно. Безлюдные коридоры, вымощенные каменными плитами. В конце коридора — дверь. За ней — нечто вроде учебной аудитории: на высоких пюпитрах толстые книги в переплетах из кожи. Высокие свечи. Гусиные перья. Древний глобус. На столе человеческий череп. И классическая паутина. Кажется, что время замерло здесь три века назад.

Несмотря на обилие католических храмов, Баию никак нельзя назвать самым правоверным из бразильских штатов. Наоборот, религиозная, да и вообще духовная жизнь здешних жителей представляет собой удивительный сплав афро-бразильских культов, традиций и верований. Из африканских обрядов наиболее интересен так называемый кандомбле, который можно наблюдать во многих языческих культовых домах и в самом Салвадоре, и в его окрестностях.

Если верно, что Баия имеет по одному католическому храму на каждый день года, то на каждую ночь она располагает по крайней мере одним «террейро» для кандомбле. В одном из них — просторном сарае, находящемся где-то далеко за городом в лесу, мы должны были поцеловать сухую руку величавой старухи — «матери святых», которая руководила обрядом и милостиво разрешила иностранцам присутствовать на нем.

…Под ритмичную музыку начинается хоровод «дочерей святых», одетых в белые платья. Ритм убыстряется, песнопения становятся все более истеричными и нервными, барабаны гремят все громче. Одна за другой «дочери святых» начинают падать и биться в конвульсиях. На них снизошло благословение святого «ориша», ради которого они и проделывали всю эту церемонию.

Неожиданно барабаны смолкают. Повинуясь сигналу старухи, «дочери» поднимаются с пола. Тишина. Все выходят в соседнее помещение, где начинается вторая часть обряда, куда более понятная зрителям: поедание закланных за несколько часов до этого животных. Мы с энтузиазмом присоединяемся к этой операции, удостоверившись, что в жертву «орише» принесен упитанный козленок.

Два-три века назад католическая церковь пыталась искоренять кандомбле. Сегодня она уже смирилась с отправлением языческих обрядов. Мирное сосуществование кандомбле и католической религии привело к забавному смешению отдельных их элементов. Некоторые языческие святые соответствуют традиционным святым католической церкви. Во многих католических празднествах и шествиях унылые причитания «отче наш» смешиваются с бодрым рокотом африканских барабанов.

Рядом с монастырем францисканцев в маленькой церкви Сан-Домингос каждый день течение многих лет принимал посетителей один из самых удивительных бразильцев, человек, безусловно, самый любимый и почитаемый баианской беднотой. Речь идет о 96-летнем старце Косме де Фариас, защитнике бедняков, покровителе обиженных и угнетенных. Именно Косме де Фариас был прототипом майора Дамиана де Соуза — одного из главных героев романа Жоржи Амаду «Лавка чудес». Семь десятилетий подряд Косме помогал советом, а часто и содержимым собственного не слишком тугого кошелька беднякам этого большого города, лишенным возможности нанять платного адвоката. Одинокий, никогда не имевший семьи, больной старик до последнего дня своей жизни (он умер в марте 1972 года) ежедневно участливо выслушивал сотни людей. Мне посчастливилось однажды наблюдать «прием посетителей» в этой своеобразной «адвокатской конторе» бедняков. Я был взволнован до глубины души состраданием, с которым Косме выслушивал жалобы на жестокость полиции и супружеские измены, на несправедливость рыночного фискала, обиды, причиненные соседями по бараку в фавеле, просьбы о работе, о протекции для поступления сынишки в государственную бесплатную школу, которых так мало в Салвадоре, да и вообще в Бразилии.

Когда этот народный мудрец умер, жизнь в городе остановилась. Закрылись конторы и магазины, рынки и сапожные мастерские. Площадь Террейро де Жезус, где находилась «контора» Косме де Фариас, была запружена сотнями тысяч людей. Весь город провожал «майора» в последний путь.

Чиновники губернаторской канцелярии, пытавшиеся нести гроб с его телом, были изгнаны с криками: «Отдайте Косме народу! Он принадлежит нам, потому что мы всегда принадлежали ему!» Универмаг «Ложас Бразилейрас», продолжавший торговлю в день похорон народного героя, был закидан камнями. В тот миг, когда гроб с телом опускали в могилу, воцарилось молчание. Замолкли сотни тысяч людей, пришедших на кладбище. И, выполняя предсмертную волю Косме, нанятый им еще до своей кончины музыкант сыграл на одиноком корнете прощальный марш.

В самом центре Салвадора находится его сердце — Ларго Пелоуриньо — маленькая площадь, ценнейший памятник национальной архитектуры XVIII столетия. Розовые, лиловые, голубые стены домов с осыпающейся штукатуркой, с затейливой вязью вывесок над узкими длинными окнами донесли до наших дней прежний облик первой столицы Бразилии.

Здесь, на Ларго Пелоуриньо, находится одна из немногих сохранившихся до наших дней школ капоэйры — старинной африканской борьбы, привезенной в Бразилию негритянскими невольниками из Африки. Кстати, именно «Баия Всех Святых» была главным портом, через который в XVI–XIX веках доставлялись в Бразилию на кораблях миллионы рабов с Африканского континента.

В крошечном зале с рассохшимся полом под мерные звуки струнных и ударных инструментов — беримбау, агого, атабаке, чокальо, пандейро — несколько молодых парней наносят друг Другу воображаемые удары. Они крутятся волчком, ходят колесом, делают молниеносные выпады, подсечки и подножки.