Джон Поллок - Апостол

Биограф поставлен здесь перед выбором — погрузиться в массу взаимоисключающих предположений и окончательно увязнуть в них — или разрубить этот узел одним ударом и просто изложить свое видение событий. Я выбрал второй путь. События последующих 18 месяцев жизни Павла, изложенные в этой книге, частично основаны на фактах, но уверенный тон повествования не должен заставлять читателя забывать, что некоторые выводы автора весьма спорны.

Первое нападение на христиан произошло со стороны неуверовавших иудеев. Зная о решении Галлиона в Коринфе, они не стали обвинять Павла перед римлянами в распространении непризнанного законом культа и не обращались к внутренним обычаям иудейской общины ввиду того, что Павел сам поставил себя вне Моисеева Закона. Они придумали, однако, обвинение, которое, будучи доказанным, могло стоить Павлу жизни.

Несколько постановлений Августа и других императоров ставили под особое покровительство закона сборы пожертвований в пользу Иерусалимского Храма. Всякого, кто вмешивался в процесс сбора денег или утаивал какие-либо суммы, ждали такие же суровые наказания, как и осквернителей языческих храмов. Все иудеи рассеяния (живущие вне Израиля) платили добровольный налог в пользу Храма, и Эфес, по свидетельству современников Павла, был одним из величайших мест сбора этих денег, центром, в который стекались пожертвования из всех городов богатейшей провинции Асии.

В 53 году иудейские казначеи в Эфесе обнаружили значительное снижение количества пожертвований и не замедлили найти тому причину: множество иудеев в Колоссах, Смирне, Пергаме и других городах стали жертвовать деньги в Павлов фонд "на нищих святых в Иерусалиме" и перестали платить подать Храму. Конечно же, Павел не просил обращенных переставать жертвовать на Храм, но иудеи-христиане, изгнанные соплеменниками из синагог, не видели причины продолжать уплату этого налога.

Быстрое снижение сборов на Храм показывает, какой успех имела благая весть среди "рядовых" ассийских иудеев. Итак, у врагов Павла появился новый предлог для нападения. Они представили обвинение в ограблениях Храма проконсулу Асии Марку Юнию Силану, утверждая, что Павел присваивает себе деньги, принадлежащие Синедриону. Силан, родственник императорской фамилии, приходившийся двоюродным братом Клавдию и Нерону, был человеком ленивым и праздным, но выполнявшим букву закона. Он не мог игнорировать столь серьезное обвинение, но и не стал бы выносить решение, не имея на руках доказательств преступления. Силан не торопился со следствием, но осенью 53-го года приказал задержать Павла.

Пока шел медленный сбор свидетельских показаний по всем городам Асии, Павлу приходилось томиться в заключении. Будучи римским гражданином он пользовался относительными удобствами, находясь в помещении преторианской гвардии проконсульского дворца. Если после передачи дела в суд Павла нашли бы виновным, его ждала ужасная смерть. Прошение о помиловании помогало редко: преступников бросали в темные подземные клетки, после чего, на ближайших гладиаторских играх, в качестве последнего номера программы, их выгоняли плетьми, нагих и безоружных, на арену. С другого конца арены выпускали диких хищников, голодавших не менее двух дней. И начиналась забава.

Но пока что Павла содержали в сносных условиях. Прискилла, Акила, Тимофей и другие друзья часто навещали его. Ему разрешалось иногда выходить в город. Время от времени, прикованный легкой длинной цепью к римскому солдату, Павел продолжал проповедовать в училище Тиранна. Ритм жизни его резко замедлился. Павел оставался спокоен и не ощущал подавленности: к тому времени он уже действительно "научился всему и во всем". У него было много времени для молитвы. Проходили долгие часы, и дух Павла соединялся с далекими друзьями — в Галатии, в Фессалониках, в Коринфе и в Филиппах (где он пережил уже короткое, но жестокое заключение).

Павел молился вслух. Разворачивая свитки с Писанием, он читал их тоже вслух (в античном мире не было известно умение читать "про себя"). Он не пел во время молитв — но спокойно, смиренно говорил с Тем, Кто, Невидимый, разделял с ним заключение. И каждый часовой, смена за сменой, неожиданно для себя открывал всю глубину души своего узника. Их располагала к нему и необычная для преступника вежливость обращения, его юмор и уверенность в своей невиновности, заинтересованность в судьбе и личных делах стражников. Часовые слышали его беседы с друзьями и замечали, что после их ухода Павел продолжает говорить с кем-то невидимым. Неудивительно, что солдаты начинали разговаривать с Павлом. Очень скоро вся стража проконсульского дворца убедилась, что их узник не имеет ничего общего с ограблением Иерусалимского Храма, что этот человек полностью посвятил себя Христу. Среди стражников уже было несколько христиан, и они стали товарищами Павла в молитве.

На более высоком уровне асиархи — председатели и экс-председатели провинциальных советов, которые, конечно же, не пришли бы слушать проповедника в какое-то учебное заведение, заинтересовались теперь ходившими во дворце слухами. Некоторые из них отнеслись к Павлу вполне дружески — это имело очень большое значение. Итак, Павел мог сказать: "Обстоятельства мои послужили к большему успеху благовествования". Большинство местных христиан, нисколько не боясь, приходили к нему, и Павел не чувствовал себя оторванным от обращенных: "И большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостию, безбоязненно проповедывать слово Божие". И хотя ложные христиане, привлеченные в Эфес слухами о заключении Павла, попытались основать "оппозиционную" церковь ("по любопрению проповедуют Христа нечисто, думая увеличить тяжесть уз моих"), Павла это не беспокоило. Пока он здесь, пока он с учениками своими, они не смогут причинить много вреда. "Но что до того? Как бы ни проповедали Христа, притворно или искренно, я и тому радуюсь и буду радоваться".

Павел был счастлив. Будущее представлялось ему в радужном свете.

Прибыл посланный от филиппийской церкви. Гонец этот, по имени Епафродит, принес не только подтверждение усилий филиппийцев, возносящих молитвы об освобождении Павла, но и материальную поддержку в виде денежного пожертвования. Деньги эти пришлись очень кстати, потому что заключенный должен был платить за свое содержание, а зарабатывать не имел возможности. Епафродит рассказал Павлу все, что случилось с Лукой, с начальником филиппийской тюрьмы и со всеми остальными с тех пор, как Павел ушел от них. Он добровольно сделался слугой Павла, поселившись в трущобах, где жили рабы заключенных. Он заболел, и так тяжело, что Павел поручил путешественнику-христианину передать филиппийцам, что они, может быть, уже не увидят своего друга. Но болезнь прошла, и Павел упросил Епафродита вернуться домой.