Джон Поллок - Апостол

Все новые и новые ученики Иисуса — люди неопределенных занятий, необразованные бедняки, грубые, неотесанные, представали перед грозным трибуналом. Произнеся несколько первых робких фраз, они словно преображались: звучали ясные обороты речи, убедительные доводы, люди начинали говорить как по-писаному, будто им кто-то подсказывал нужные слова. Кое-кто из учеников действительно признавался, что им в точности было сказано, что говорить. Не обращая внимания на гнев Павла, они извлекали из памяти отрывки бесчисленных высказываний Иисуса. Некоторые из этих цитат удивительно соответствовали обстановке, предсказывали ее: «Вас будут предавать в судилища, и бить в синагогах, и пред правителями и царями поставят вас за Меня, для свидетельства перед ними… Когда же поведут предавать вас, не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите: ибо не вы будете говорить, но Дух Святый»; «Будет же это вам для свидетельства… Ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить, ни противостоять все противящиеся вам».

Но все это казалось Павлу смешным.

Последователей Иисуса бросали в темницы. Одного или двух, возможно, побили камнями: подобная мера представлялась Павлу самой справедливой. «Когда их предавали смерти, я свидетельствовал против них» — писал он впоследствии. Но действие иудейских законов о тяжких наказаниях было сильно ограничено римскими властями. В большинстве случаев власти довольствовались публичным бичеванием (сорок ударов без одного"), что тоже не было особенным снисхождением. Некоторым не хватало мужества. Увидев приготовления к бичеванию, либо после нескольких ударов, или не в силах видеть, как пытают их жен и детей, они выполняли требования Павла и отступались от Иисуса.

Когда исполосованных плетью, обливающихся кровью, шатающихся мужчин и женщин уводили прочь, Павел оставался недвижим и бесчувствен. То, что пожилых уже людей избивают на глазах соседей и друзей, не трогало его. Удивляло другое: как правило, иудей буквально умирал от стыда, если его публично наказывали в синагоге, но последователи Иисуса, казалось, были счастливы принять мучения, а некоторые из них даже восклицали, что молятся за тех, кто унижает и истязает их.

К концу зимы в Иерусалиме распространился слух, что бежавшие приверженцы Иисуса не только не скрывают своих верований, но, напротив, проповедуют их везде, где им доводится бывать — в Самарии, где им сопутствовал огромный успех, и к северу, вплоть до Дамаска; в Финикии, что лежит к морю от Ливанских гор, даже за морем. Разгневанный Павел явился к первосвященнику. "Еще дыша угрозами и убийством", как пишет его первый биограф, Павел потребовал от первосвященника снабдить его особыми посланиями ко всем синагогам, грамотами, которые давали бы ему право арестовывать мужчин и женщин, исповедующих "Путь Спасения", и привозить их, связанных или закованных, в Иерусалим для наказания.

Он избрал своей первой целью Дамаск. Власть Синедриона равным образом распространялась на всех иудеев, независимо от места жительства, хотя римляне и не любили внутриполитических неурядиц и столкновений. Принадлежавший Римской империи Дамаск состоял из двух больших общин, обладавших широким самоуправлением: из арабской общины, формально подчинявшейся царю Набатеев в Петре, и из иудейской общины. После Дамаска Павел, возможно, собирался расправиться с христианами в Финикии, а затем возглавить преследования в Антиохии^ официальной римской столице Сирии. У Павла было много времени впереди — вся жизнь.

В начале весны, когда кончается распутица, ранним утром Павел выехал из Иерусалима. Сияющее, солнечное утро в холмах Иудеи ничем не напоминает сонный рассвет северных стран. Павел отправился в путь верхом на осле (или на лошади — так, во всяком случае, представлял себе это Микельанджело); для перевозки поклажи, возможно, использовали верблюдов. Выехав через северные ворота, Павел неизбежно должен был миновать место, где принял смерть Стефан. Прямая дорога в Самарию пролегает через каменистые холмы, которые в это время года сплошь покрыты пестрым ковром цветов. На утро второго дня пути уже можно было заметить мерцающий на горизонте отблеск снегов, покрывающих вершину горы Хермон, господствующей над дорогой в Дамаск. На четвертый или пятый день путники достигли берегов Генисаретского озера (Галилейского моря), где, казалось, каждый камень на склонах холмов говорит об Иисусе — настолько эта страна полна воспоминаний о Нем. Ни один человек не пройдет здесь, оставаясь равнодушным. В Галилее Павел мог встретить еще больше очевидцев, утверждавших, что они видели Иисуса живым, с крестными ранами на руках и ногах. Верховья Иордана Павел пересек по мосту, выстроенному римлянами, и поднялся на обнаженные, — безводные высоты, откуда много столетий спустя, сирийцы будут обстреливать из пушек еврейские киббуцы, пока не не будут сметены за шесть дней войны. Павел уже во всех подробностях изучил дела Иисуса и учение Его, мог повторить интонации Его голоса, знал все о внешности и характере Человека, Который был всего на несколько лет старше его самого.

Не следует думать, однако, что, подъезжая к горе Хермонской, он уже взвесил все доводы за и против Иисуса. Нет, Иисус оставался для него обманщиком и богохульником, никогда не восстававшим из гроба.

В последний день пути гора Хермон осталась позади. Скалистая, ослепительно белая от снега вершина ее вздымалась на мощном красновато-буром основании, пестревшем белыми цветами. Но теперь гора не казалась путникам такой высокой — они подъехал и слишком близко, чтобы видеть вершину; плоскогорье, на котором стоит Дамаск, находится на высоте чуть более шестисот метров над уровнем моря. Впереди, у подножия голого каменистого холма, зеленел оазис; издали нельзя еще было различить глазом реку и отдельные дома; оливы, виноградники, фиговые, абрикосовые и миндальные деревья сливались в однородное зеленое озеро. Апельсинов и лимонов в те времена в Леванте еще не знали. Открывавшаяся картина окрыляла путников и звала их продолжить путь и не останавливаться на полуденный отдых, как прежде: в весенний полдень можно было не опасаться солнечного удара. Павел и его спутники пошли пешком, а немного позади проводник вел семенящих друг за другом ослов. Дорога почти опустела — местные жители уже собрались на базар. Путники видели привычные картины: вот мальчик, играя кнутом, пасет овец и коз, а вот крестьянин идет за грубо сколоченным плугом и вспахивает свое маленькое поле, потерявшееся среди пустынных холмов, погоняя вола прутом или палкой с железным наконечником (рожном).