Михаил Айзенберг - Ошибки в путеводителе

В Лионессе мы оказались вечером предпоследнего дня, забравшись на высоту в полторы тысячи метров. Город у подножия черной горы со снежной вершиной. Две прямые улицы чудесных цветных домов, площадь с розовой церковью, за ней аркада над глубочайшим обрывом. Вообще-то городу не очень идет его имя, разве что здесь, над обрывом, он действительно изготовился к прыжку – как львица.

Когда выезжали, пошел крупный град, но тут же показалось солнце, вывесилась отчетливая радуга. Въехали на мост, идущий через всю долину на высоте вершин. На закате горы были в светящемся зеленом тумане, заметном только на их фоне.

Не упомянуты: Abbazia S. Pietro in Valle с замечательными росписями двенадцатого века. Abbazio di S. Felice. Bettona, Montefalko, Spello (где в одной из церквей «Мадонна и святые» Пинтуриккьо), Deruta, S. Gemini, Amelia, Orte, Cesi, Norcia.

Перед самолетом еще полдня походили по Риму: Авентин, Целий, Капитолий. Зашли и в Сан-Клименте посмотреть на алтарную мозаику и на фрески Мазолино. Я раньше не замечал (или забыл), что в распалубке над «Распятием» (гениальным) сидит типичный Леня Глезеров, наш товарищ, как будто с натуры рисовали. А на ближайшем столбе – вот те на! – старый знакомец, св. Христофор, и на этот раз вполне благопристойного вида.

Покровитель путешественников, между прочим.

Я вообще-то летнее время экономлю и ни на какие предложения не отзываюсь. Но тут предложили съездить на фестиваль в Иркутске, а я дальше Кургана ни разу не заезжал.

Это уже одиннадцатый фестиваль такого рода, и там появились свои традиции и ритуалы. Смысл некоторых я не очень понял, но об этом чуть позже.

Город Иркутск замечательный: наполовину деревянный, очень спокойный, очень живой, какой-то вольготный. Никакой агрессии даже в местах вечернего скопления. Никакой депрессивности. Много хороших (и недешевых) ресторанов, стильных кофейных заведений. Везде полно посетителей. Недавно открыли отличный книжный магазин с кофейной машиной.

Первые три фестивальных дня мы выступали в Иркутске на разных площадках: чтения, две дискуссии, пресс-конференция, мастер-класс. Во второй день пришлось выступать четыре раза – с одиннадцати утра (то есть с побудкой в четыре утра по московскому времени) и до вечера. На открытии и закрытии в красивом органном зале было довольно много народа – вся интеллигенция Иркутска, как нам сказали. Нормальная такая интеллигенция, как в любом большом провинциальном городе. Приветливые люди, слушают внимательно.

Совсем не то в городе Саянске, куда нас повезли на четвертый день. Так и не понял зачем, такой, видимо, сложился фестивальный ритуал. Сам город производит впечатление странное: едешь четыре часа по совершенно плоской безлесной равнине и въезжаешь наконец в новенький (основан в 1970 году) городок из серого силикатного кирпича, неправдоподобно чистый и пугающе тихий. Словно заколдованный. Население, сказали, пятьдесят тысяч, но оно куда-то попряталось; людей вообще никаких не видно. Две женщины с отчаянно-недобрыми лицами встречают у входа в библиотеку, строем ведут в столовую, насильно кормят, потом ведут обратно. Долгая дорога сквозь пыльные книжные ущелья мимо стендов с журналами «Наш современник» и «Сибирские огни» приводит в зал, где нас дожидаются человек семьдесят самого мрачного и недружелюбного вида. Скоро выясняется, что некоторые из них усердно готовились к нашему приезду: прочитали стихи, выписали цитаты, подготовили обличительные речи. Когда началась дискуссия, я сразу ушел курить, а когда вернулся, шла уже линия защиты. Выступал смущенный вице-мэр: «Я уверен, что у наших гостей есть и другие стихи: и о патриотизме, и о любви; просто сегодня они решили их не читать». В завершение каждому подарили по сумке подарков: брошюра о городе, стихи местных авторов, блокнотик в тисненной обложке, куколка-оберег. Мы еле вырвались.

Не удержусь и процитирую из брошюры: «В городе семнадцать творческих коллективов, из них шесть имеют звание “народный”. Горожане с удовольствием посещают концерты хора ветеранов войны и труда, духового оркестра, ансамблей танца “Ручеек” и “Альянс”, ансамблей песни “Лучинушка”, “Вишенка”, камерного хора, квинтета “Каравай”. Традиционно проводится до 1500 массовых мероприятий в год». Последняя цифра очень меня интригует.

Следующий пункт маршрута – городок Зима, получивший известность как (фиктивная) родина поэта Евтушенко. Меньше часа езды от Саянска, а какая разница. У ворот дома-музея поэта, украшенных лентами, встречают хлебом-солью, запевками под гармошку и рифмованными приветствиями. Говорят, раньше встречали в кокошниках, но я кокошников что-то не приметил. Раннее пробуждение, долгая дорога и загадочный город Саянск сделали свое дело: Зима вспоминается отдельными вспышками как похмельный сон. Вот девочка-муза в белом марлевом платье подносит цветы. Вот Аркадий Штыпель зажигает Факел творчества и передает его местным детям.

На поэтическое чтение пришли человек сорок, несколько милых бабушек специально приехали из соседней деревни. Открывал (и закрывал) выступление Дмитрий Паленый, местный бард, точнее, шансонье: «русский шансон», вполне на уровне, не хуже прочих авторов этого рода, включая знаменитого Стаса Михайлова. Крупный бритый парень с крестом, во внешности какой-то намек на близость к криминалу. Так и оказалось: местный милиционер. За ним выступил мэр, охарактеризовав нас как видных представителей истинно русской поэзии. Что-то такое, впрочем, говорил и саянский начальник. Я сначала недоумевал: как это у них сочетается с моим и Штыпеля внешним обликом? Потом сообразил, что это определение-приставка, вроде «красна девица» или «белы рученьки». Других поэзий просто не бывает.

Провели нас и по музею, потом повезли в ресторан, где стол уже ломился. То есть принимали как Настоящих Писателей. А по городку тем временем полз невероятный слух: «приехали писатели – все трезвые».

Мои компаньоны действительно оказались почти непьющими, за четыре дня я как-то стосковался по собутыльнику, и тут, сидя рядом с Паленым, оживился не в меру. За второй бутылкой мы с новым другом быстренько перетерли за акмеизм, он спросил, не встречался ли я с Анной Ахматовой, но, в общем, удовлетворился Рейном. С ним бард уже общался на одном из прежних фестивалей, и тот ему сказал, что в его, Димона, стихах нет погрешностей (согласитесь: ведь гениальная формула; надо запомнить).

Прощаясь, я приблизил свое лицо к его большому, очень гладкому лицу и строго спросил: «Скажи, Дима, ты не пытаешь невинных?» Он даже отшатнулся: «Да вы что? Наоборот!» Что именно происходит, когда наоборот, я, правда, не понял. Но уточнять не стал.

На следующий день поехали на Байкал, на остров Ольхон. Проехали поселок Усть-Орда с новеньким дацаном, речку Куда. Земля уже не плоская; серо-зеленые и фиолетовые холмы. Переправились на пароме, приехали в поселок Хужир с широченными улицами, больше похожими на длинные площади. Лежат коровы. Ходят коровы. Интуристы фотографируют коров, те стоят не шелохнувшись. Проезжает машина, поднимая светлую деревенскую пыль. Висит запах копченой рыбы.