Рудольф Лускач - Завещание таежного охотника

Еменка любил оленей. Он не щадил сил, чтобы сберечь поголовье ценных животных, и неутомимо преследовал их врагов. Он был беспощаден к рысям и медведям, а выслеженного браконьера доставлял властям.

Он же рассказал нам и о Тигровой горе и как ее прежде обходили, эвенки и русские. Там были места, где тигры выводили своих детенышей. Тигры живут всегда в одиночку, но эта гора представляла исключение: туда приходило по две и больше тигриц, и это место эвенки прозвали «злое место тигров».

— Далеко находится эта гора? — спросил Олег.

— Шесть дней пути от Вертловки на юг, — ответил Чижов. — Мы дважды бывали там с Еменкой, и во второй раз нам удалось захватить редкую добычу.

Каменный хребет горы источен, словно кружевная ткань, а своей формой он напоминает подкову. В 1913 году у подножия горы был убит очень крупный тигр, весивший 340 килограммов, вот тогда-то гора и была переименована в Тигровую. Тигров, подобных убитому, охотники больше не встречали.

О Тигровой горе сложено много легенд; трудная проходимость и суеверное убеждение, что на вершине горы в образе тигра живет злой дух, заставляли охотников обходить ее стороной.

Теперь тигры появляются там только в конце зимы, когда дикие кабаны перекочевывают из кедровых лесов в дубовые, растущие у подножия горы. Весной, а иногда и летом тигры выводят там своих детенышей, и осенью, когда в лесах раздается шум тракторов, они перебираются в более спокойные места глубокой тайги. Все же Чижову и Еменке удалось перехитрить опасного хищника. От старого нанайца, искавшего около Тигровой горы корень женьшень, Еменка узнал, что тот в расселине скалы наткнулся на тигровое логово, в котором находились тигрята ростом с полугодовалого щенка. Еменка, приехав к Петру Андреевичу, поделился с ним услышанной новостью. Однажды охотники уже предпринимали поездку в те места, но она не дала никаких результатов.

Уже было далеко за полночь, и мы разошлись по палаткам.

Костер догорал и бросал вокруг скачущие тени, а собаки охраняли наше спокойствие и безопасность.

Утреннее пробуждение было необычным — кто-то лизал мое лицо. Это была собака с кличкой Верный. Ее хозяин Чижов стоял у входа в палатку и кричал:

— Завтракать!

Мы с аппетитом покушали, свернули палатки и отправились в путь. По узкой тропинке лошади шли рысцой, а собаки поминутно спугивали в зарослях то глухарей, то рябчиков. Мы остановились, Чижов, Олег и я разошлись в разные стороны на голоса лаек, каждый к своей. Дело в том, что эти собаки «усаживают» лесную пернатую дичь на деревья. Они очень быстро рыскают по лесу и благодаря хорошему чутью, слуху и зрению не пропустят ни одной птицы, которую заметят или почуют. Мгновенно собака оказывается рядом, и у испуганной птицы выбора нет: она должна взлететь, иначе очутится в зубах пса. В большинстве случаев птица взлетает на ближайшее дерево. Лайка не упускает ее из виду, садится под дерево и лает. Глухарь или рябчик слушает и наблюдает за опасным существом. Но подходит охотник… и дичь уже в мешке.

В течение часа мы настреляли восемь рябчиков и четырех глухарей. Дорогой Олег заинтересовался, не заходят ли в эти окрестности охотники. Чижов ответил отрицательно, однако Олег утверждал, будто ночью вдалеке видел слабый свет костра.

— Это вам показалось, — возразил Чижов. — Теперь, летом и осенью, сюда не придет ни один охотник. Да и к чему им тут быть. Глухарей, рябчиков в других местах не меньше, чем здесь. Сюда охотники забираются только зимой, когда промышляют белку.

Но Олег настаивал на своем, и, когда мы вернулись в лагерь, Чижов спросил, не заметил ли кто ночью чьего-то костра.

— Да, я, — отозвалась Тамара. — Едва легла, как вспомнила, что забыла около костра охотничью сумку. Я пошла за ней и хорошо помню, что вдали заметила светлый огонек. То был костер, на который наложили сухого хвороста.

— Странно, — растерянно произнес Чижов, — кто бы тут мог быть?

— А затем, — добавил Старобор, — зачем было разбивать лагерь в другом месте, когда они наверняка видели и наш костер. Это выглядит так, будто нас кто-то преследует или избегает…

— Глупости, — сказал лесничий Шульгин. Вы видели блуждающие огни на болотах, а говорите о костре. Я знаю эти места и могу только подтвердить слова Петра Андреевича: осенью сюда никто не ходит.

Дорога постепенно пропала. Вокруг раскинулась темная тайга — густые, девственные леса. Мы пробирались гуськом и шли очень медленно, а тайга ставила перед нами бесчисленные препятствия: то это были ямы, то поломанные деревья, то вдруг мы попали в болото, преодолев его, с трудом пробирались через буреломы, и так без конца. Еменка обещал, что скоро выведет нас на оленью тропу.

Одна вьючная лошадь попала на топкое место. Она барахталась в коричневой грязи и ржала от страха. Мы быстро сбросили груз с ее спины, срубили несколько жердей, приподняли ими лошадь и вытащили из коварной трясины.

Бедняга вся дрожала и мотала головой, словно благодарила нас за спасение. Мхом и травой мы кое-как очистили ее бока, навьючили и поехали дальше.

Еменка сердился на Шульгина за то, что тот плохо вел лошадь. При этом он лишь коротко сказал, что в тайге вьючных лошадей следует вести на длинном поводу, иначе она поломает ноги.

— Вижу, — вспылил лесничий. — Ведешь нас по дороге, которая на самом деле предназначена только для шайтанов. Разве не знаешь лучшей?

— Да будет амба [2] Амба — тигр. моим свидетелем, что еще никто тут лучшей дороги не нашел. Дальше будет хуже.

И мы в этом вскоре убедились. Тайга приготовила новый неприятный сюрприз — переход через мертвый лес.

Он раскинулся перед нами так широко, что его нельзя было объехать. Когда-то тут горела тайга. Горела долго, и пожар распространился на многие километры.

После пожара осталось черное необозримое кладбище. Тут и там торчали толстые сухие ветви, напоминающие большие оленьи рога. Лошади легко могли о них пораниться. Переход через такой лес наиболее опасен во время ветра: некоторые деревья, еще сохранившие вертикальное положение, совершенно неожиданно под напором ветра падают, словно подрезанные.

Мы шли вслед за Еменкой, и я не мог надивиться его исключительной способности ориентироваться. Когда мы на минуту остановились, то заметили, что опять не хватает Шульгина. Как и всегда, он ехал последним и, наверное, блуждал где-нибудь по черному кладбищу. В то же время наш караван оставлял столь заметные следы, что их увидел бы даже новичок, не говоря об опытном лесничем! Он превосходно знал тайгу, и его отставание было непонятно. Мы немного подождали, затем поехали дальше.

Дорога становилась все хуже и хуже. Я начинал терять терпение и заявил, что подобное путешествие было бы подходящим дополнением к мукам Тантала. Олег засмеялся и заметил, что Тантал мог бы себя поздравить, если бы Олимп оказал ему подобную милость. При этом его голос звучал как-то особенно, и я сразу же понял о какой милости он думает. Когда же заметил, что Тамара, оглянувшись, улыбнулась, мне сразу стало все ясно.