Андрей Троицкий - По Америке и Канаде с русской красавицей

Наше путешествие с Юрой оказалось весьма приятным, потому что он болтал меньше обычного, можно сказать, был молчалив, предпочитая слушать Риту. Теперь мы катили на север по приличному шоссе, запланировав несколько остановок в пути. Все шло отлично, впереди широкий мост через Миссисипи, – четыре ряда в одну сторону, – скоро мы будем у цели, – огромного стадиона, там начнется гонка, – очередной зачетный этап чемпионата NASCAR (Национальная ассоциация гонок серийных автомобилей).

Уже доехали до середины моста, но тут как из-под земли выскочил пеший полицейский и остановил движение. Минуты через три полицейских появилось столько, что трудно сосчитать. Освободили левый ряд, вперед протиснулись две машины "скорой" и пожарный расчет. Сирены выключили, но крутилось, ярко вспыхивая, бесчисленное множество мигалок, слепящих глаза. Солнце клонилось к закату, но оставалось горячим и ярким.

Мы стояли в первом ряду и наблюдали за происходящим, как в театре зрители из первого ряда партера наблюдают за артистами. На перилах моста стоял мужчина лет пятидесяти профессорского вида. Метр восемьдесят, не ниже, плотного сложения. Седые вьющиеся волосы аккуратно зачесаны назад, бородка клинышком, очки в массивной оправе с толстыми стеклами. Шорты защитного цвета, шлепанцы на босу ногу. Расстегнутую клетчатую безрукавку полощет ветер.

Одной рукой он держался за вертикальную балку, другой рукой помахивал в воздухе, таким способом, сохраняя устойчивое равновесие. Мужчина смотрел на реку, но часто оглядывался через плечо и что-то кричал полицейским, стоявшим в отдалении. Я сидел справа на пассажирском месте, опустил стекло, стали отчетливо слышны его реплики.

– Не подходите, – крикнул мужчина, голос приятный, мягкий баритон. – Ни шагу вперед, или я прыгну. Слышите? Ни шагу…

Щеки мужчины горячо раскраснелись, левая нога дрожала, и он никак не мог справиться с этой слабостью. Несколько полицейских в черных брюках и темно-синих рубашках стояли метрах в десяти от самоубийцы, не решаясь действовать. Рита, сидевшая за рулем, поняв, что происходит, побледнела. Миша беспокойно елозил на заднем сидении.

– Черт, как не вовремя. Не повезло… Нам не хватило пяти секунд. И мы бы проскочили.

Время ползло очень медленно. Полицейские отступили. Один лейтенант (здесь это высокое звание) остался впереди. Это был высокий широкоплечий мужчина лет под сорок без намека на живот, на рукаве три нашивки за выслугу лет. Одна нашивка – пять лет службы, значит, в полиции он не меньше пятнадцати. Лейтенант говорил не повышая голоса, ровно и спокойно, его реплик я не слышал.

Самоубийца балансировал на перилах, не решаясь сделать последний шаг. Мост метров сорок, а то и выше, у этого парня немного шансов остаться в живых, если сорвется. Он оглядывался назад, на солнечную сторону, щурил глаза. Теперь я не улавливал смысла фраз, – это ветер усилился, – понимая лишь отдельные слова. Чаще всего он повторял слово "жена".

– Господи, решил человек свести с четы с жизнью, – сказал Юра. – Это мужественный благородный поступок. Достойный уважения. Ну, зачем ему мешают?

– Ты циник, – сказала Рита. – Или только хочешь им казаться?

– При чем здесь циник? Господи, если бы не мой радикулит, сам бы сходил к нему. Напутствовал добрым словом. Помог хорошему человеку сделать последний в жизни шаг. Кстати, шаг в правильном направлении. Ведь все туда же идем, все.

– Все-таки ты циник, – щеки Риты горели огнем. – Законченный, безнадежный.

Лейтенант снял фуражку, солнце припекало, кажется, офицеру было не по себе. А, может быть, он хотел, чтобы самоубийца видел его глаза. Легче разговаривать с человеком, если он видит твои глаза. Офицер протирал мокрую шею бумажной салфеткой. Со стороны казалось, он не двигался с места, на самом дела делал короткие едва заметные шажки вперед, медленно сокращая дистанцию.

Автомобилисты выбирались наружу, стояли возле своих машин, предвкушая скорую развязку. Кто-то подходил ближе. У одной дамочки в руках оказалась профессиональная фотокамера. Другие доставали мобильные телефоны и делал фото на память, – не каждый день такое случается. Людей на мосту охватило общее возбуждение, которое просто висело в воздухе, обволакивало, словно тридцатиградусный зной, запах раскаленного асфальта и бензиновых выхлопов.

Юра тоже нервничал, – самоубийца не вызывал в его душе сострадания. Через полчаса начинается гонка NASCAR, стадион в нескольких милях за мостом, – душа рвется на трибуну, на любимые места в середине, а тут какой-то чудак, что-то не поделив с женой, лишает его долгожданного удовольствия.

– Нет, этому парню надо помочь, – ворчал Юра. – Ободрить его надо. А ему мешают.

Потенциальный самоубийца поворачивал голову только через правое плечо, чтобы видеть лейтенанта. Он не обращал внимание на то, что творится слева. И я не сразу понял: офицер специально выбрал эту позицию, с той стороны, где солнце, или это случайно сложилось. Но теперь, вступив в разговор с полицейским, самоубийца вынужден был поворачивать голову к закату, значит, на какое-то время, ослепленный солнцем, терял способность замечать, что происходит с другой стороны.

Слева два дюжих полицейских медленно, коротким шагом, подобрались ближе. А затем рванули вперед, повиснув на ногах самоубийцы, опрокинули его назад, к себе, повалили на асфальт. Дальше я не видел, вперед ринулись полицейские и медики, заслонив обзор своими спинами. Через две-три минуты самоубийцу неудачника, уже несли на носилках к "скорой". Вскоре движение открыли.

Мы приехали к стадиону уже в вечерних сумерках, когда на мачтах освещения вспыхнули прожектора. Зрелище фантастическое: среди пустого ровного поля, – поблизости нет никаких населенных пунктов, – светится огнями огромный стадион. Сумерки густеют, над стадионом висит желтое облако электрического света, достающее до небес. Народа все прибывает, – гонки NASCAR по посещаемости обгоняют хоккей, уступая только американскому футболу.

Здесь несколько стоянок, забитых несметным множеством машин, – стадион вмещает более 70-и тысяч человек, и сегодня он полон, внизу – овальная трасса длиной в полторы мили. Мы немного опоздали, пришлось довольствоваться местом на дальнем паркинге и топать до стадиона минут десять, пробираясь через стоянку для дальнобойщиков. Водители грузовиков ночуют в кабинах, внутри – все, что надо для жизни: хорошая койка, кофеварка, СВЧ и кондиционер. На одной из фур, светящийся неоновый крест – в прицепе церковь для водителей, можно помолиться, отправляясь в дорогу.

Вокруг стадиона множество вагончиков, – передвижных билетных касс, но желающих насладиться гонками еще больше, очередей не избежать. Наконец мы вошли на стадион, гонка уже стартовала, автомобили находились в дальнем конце овального трека. Мы шли внизу, по настилу из продолговатых алюминиевых листов, вдоль заполненных трибун, ярусами поднимавшихся кверху. Шли, прислушиваясь к реву автомобильных двигателей, еще далекому.