Наталья Притвиц - Саянский дневник

Ночевка наша имела весьма фантастический вид — на возвышении оранжевая палатка, рядом на кедре висит сбруя, в ствол воткнуты топоры и ледорубы, а вокруг костра на альпенштоках, бревнах, палках и даже на самих людях размещены предметы, требующие просушки: брюки, куртки, рубашки, тельняшки, гетры, носки, стельки, ботинки, рюкзаки, тетради, тапочки, накомарники, спальные мешки, шляпы, телогрейки и прочие мелочи.

Все сохло мучительно долго, но почти ничего не сгорело, кроме лыжных брюк инструктора. Зато какое блаженство надеть сухую ковбойку, съесть миску гречневой каши и забраться в спальный мешок.

Если бы не дождь в продолжение восьми часов, мы бы этого не поняли. Да будет благословенна саянская погода! (Особенно, если завтра не будет дождя).

14 августа

Утром инструктор беспрерывно подгонял ленивцев: «У всех ли собраны личные вещи? Уложены ли вьюки? Почему так медленно вьючат оленей?»

И вот, когда были собраны все рюкзаки, упакованы все вещи и навьючены все олени, кроме одного, выяснилось, что этот олень не может ступать на левую переднюю ногу. Даже без вьюка он совсем не мог идти.

Решение могло быть только одно: дневка. Дневка на третий день пути. Инструктор бодро сказал: «Ничего. Я думаю, время не пропадет даром. Будем чиниться, ремонтироваться».

Николай Петрович надел свой плащ, взял больного оленя и еще одного, ужасно ленивого, и уехал в стадо, чтобы поменять их. Саша с Петей отправились готовить дрова, Мика колдовала над своими генеральскими гетрами, Танюшка писала письмо, как она выразилась, «не совсем в Москву и не совсем домой».

Когда заготовка дров кончилась, инструктор влез в мешок и уснул. Завхоз разложил на плащ-палатке все продукты и принялся их обнюхивать и ощупывать. Меня призвали записать исторические события. Остальные мужчины отправились на охоту. Владик даже пошел с собственной собакой — черной, мохнатой, с мощной грудью. Она появилась сегодня утром неизвестно откуда, с поджатым хвостом и виноватым видом, с жадностью съела предложенный ей хлеб и легла возле костра. Мы ждали, что следом покажется ее хозяин, но он не появился. Собака поступила в нашу собственность, что, кажется, вполне совпадает с ее желанием, и получила кличку Майнала.

Остальные тоже не теряли времени даром. Мика, Танюша и я лазали на левый склон долины. Там огромная осыпь из крупных серых камней. На изломе они белые с веснушчатыми черными вкраплениями биотита.

С высокого склона открывалось величественное зрелище. Хотя кругозор был ограничен противоположным хребтом, развернувшийся вид все же достаточно хорошо давал представление о суровом горном крае. Напротив нас возвышался хребет со скалистым гребнем. С него сбегал широкий кулуар — каменный ручей. Ниже скал белели мхи, дальше появлялась зелень, и широкими языками опускался книзу лес. Вправо виднелись верховья Малой Кишты, откуда мы пришли.

Мы долго любовались этой картиной, восхищались дикими уголками. То с отвесного утеса склоняется готовая упасть пихта, корни которой уже висят в воздухе, скрюченные от ужаса; то среди хаотического нагромождения огромных камней течет ручеек по руслу, устланному зеленым мхом, местами образуя небольшие озерца, местами совсем пропадая между камней; то на голом камне каким-то образом расцветают цветы; то необыкновенно пышным ковром поднимается где-нибудь белый мох.

Но скоро наше любование было прервано. Где-то на той стороне хребта послышались выстрелы, и одновременно раздался крик инструктора: «Сюда скорей, сюда скорей!»

Мика в ту же секунду свалилась с висящего над обрывом корня, где она позировала для фотосъемки, и, произнеся: «Там что-то случилось. Бежим!» — кубарем покатилась вниз по склону. За ней помчалась я. Когда мы, запыхавшиеся и исцарапанные, прибежали к лагерю, оказалось, что это просто инструктор не мог один собрать отвязавшихся оленей и звал на помощь.

Охотники пришли ни с чем. Алик принес с хребта целую охапку огоньков, водосбора, королевских кудрей и еще каких-то белых и желтых цветов. Великолепный букет был торжественно помещен в котелок и поставлен под кедр.

К ужину вернулся Николай Петрович со своим сыном-школьником и привел еще трех оленей. Теперь у нас десять человек и одиннадцать оленей да еще две собаки. Вполне солидная экспедиция.

15 августа

В конце завтрака произошел несчастный случай: когда завхоз проходил мимо костра, вдруг раздалось страшное шипение, кверху взвился столб пара — и завхоз исчез. В первую минуту все застыли в безмолвном благоговении перед совершившимся чудом. Во вторую минуту пар поднялся, и стало видно перевернутую кастрюлю из-под воды и в клубах рассеивающегося тумана завхоза, скачущего на одной ноге. Доскакав до вьюков с продовольствием, он упал.

— Он ошпарился! — воскликнула склонная к страшным предположениям Мика. Все вскочили как один человек. Подъем по тревоге удался как нельзя лучше. Татьяна тут же, схватив мешок-аптеку, прибыла на место происшествия. Ожог оказался не страшным (легкое покраснение), но, чтобы пострадавшему не было обидно, его обмыли марганцовкой и перевязали.

Уже взошло солнце и осветило долину. На солнце ярко засверкали капли росы на стеблях, заблестели огромные лопухи. Мы опять вступили в высокотравье. Тропу здесь найти можно разве только по интуиции — густые травы сразу же смыкаются за идущими и закрывают узенькую черную полоску. Впрочем, называть все это травой как-то даже неудобно: трава, которая выше человека!

Но скоро высокотравье кончается, мы вступаем в тайгу. Сквозь кроны деревьев просвечивает ослепительно голубое небо, на траве и поваленных стволах, на оленях и людях прыгают солнечные блики. Сегодня великолепная погода, несмотря на мрачное предсказание инструктора: «Ясное утро — верный признак плохой погоды».

Наконец-то тайга пошла такая, как мы ее себе представляли: с поваленными деревьями, с буреломом, с сырой каменистой почвой. После дневки все идут довольно бодро. Впереди Николай Петрович верхом. Две наши собаки носятся по лесу, то забегая вперед, то отставая, временами прыгая вокруг деревьев и заставляя белок и бурундуков проворно взбираться ближе к вершине. Скоро тропа выходит на безлесный склон, покрытый густыми зарослями круглолистой березки, майского дерева и других кустарников. После кустарника опять вступаем в тайгу. Вот, наконец, и Средняя Кишта. Через нее перекинуто бревно. Олени переходят вброд.

Теперь при взгляде по долине реки все ближе синеет поперечный хребет — левый берег Казыра.

Спускаемся и переходим последний приток Средней Кишты — малюсенький ручеек в довольно глубоком каньончике. После этого идем низом. Все уже порядком устали, объявляется привал. Хочется помыться, попить. Рядом канавка с какой-то гнилой водой, но зато совсем недалеко слышен шум воды. Лезем напролом через чащу и выходим прямо к точке слияния Казыра и Средней Кишты. Перед нами Казыр, тот самый грозный Казыр, на котором, по рассказам тофаларов, пятнадцать порогов, из них семь непроходимых.