Наталья Притвиц - Саянский дневник

Не успели мы отдышаться и обсохнуть после первого распадка, как начали спускаться во второй. Его противоположная сторона высится отвесным утесом. Только в одном месте скалы уступают место голому песчаному склону с мелкими камнями. О крутизне склонов у нас постоянно возникают дискуссии, главный оппортунист в которых — Мика. Здесь же было единогласно признано, что склон, если не шестьдесят градусов, как сказал Алик, то, во всяком случае, не меньше сорока пяти. И карабкаться по нему пришлось около пятидесяти метров.

Следующие два притока на нашем пути легче. Склоны здесь пологие. Лучше они еще и потому, что тропа идет зарослями спелой сладкой черники. Из нее рвали букеты и объедались ею на ходу. Не повезло только мне — разболелось колено и сильно мешало перешагивать через лежащие стволы. А так как они попадались в среднем через каждые пять шагов, то приходилось думать только о преодолении препятствий. Тут уж было не до щедрых даров природы. Правда, меня не оставляют в беде — подкармливает ягодами Мика, великолепный букет черники преподнес Леха.

Место для ночевки мы облюбовали чудесное: рядом Прямой Казыр, здесь же полянка с ягелем. Небо по-прежнему безмятежно голубеет, солнце сияет, до темноты еще далеко. Моментально организуем две купальни: мужскую — возле большой пихты, сваленной на дрова, но почему-то упавшей в воду, и женскую — на верхнем конце маленькой галечной отмели.

Какое наслаждение после трудного дня снять взмокшую ковбойку, снять ботинки, носки, бинты, снять брюки и влезть в ледяную, обжигающую воду! Смыть грязь и пот, освежиться и почувствовать себя на десять лет моложе, на десять пудов легче и в десять раз сильнее, чем прежде.

А когда еще яркое солнце греет тебя после студеной ванны, когда кожу гладит теплый ветер, когда у ног бежит кристально-прозрачная вода, журчит по камням и убегает под нависшей березой куда-то вдаль, где теряется в солнечном блеске и превращается в жидкое серебро, когда за отмелью и упавшей пихтой в основном русле скачут и бесятся сине-зеленые валы и плещут белой пеной, когда над тобой только синее небо, а перед тобой вершины гор — тогда чувствуешь в себе такую беспричинную и безудержную радость, что хочется петь, кричать во все горло и вообще как-то выражать счастье жить на земле.

Что такое счастье? Все отвечают на это по-разному. Но, наверное, мало кто знает, что иногда счастье — это стирать грязные носки в ледяной воде горной реки и петь во все горло все песни подряд, какие только придут в голову.

Мы наслаждались так, пока не выстирали и не вымыли все, что только возможно.

На вечер был сварен восхитительный суп с лапшой, и с грибами, собранными по дороге, заправленный диким луком, растущим в изобилии возле протоки.

После ужина сушились, чинились. Мика проявила необычайное знание психологии инструктора. Когда он вкрадчивым голосом сказал: «Мика, будь другом, сделай одну вещь», — она со вздохом шепнула: «Наверное, опять чинить ковбойку», — и не ошиблась. Мика же, как известно, терпеть не может починку, особенно штопку. Всем подобным занятиям она предпочитает рубку дров. На этот раз она тоже после шитья утешалась тем, что уже в темноте долго единоборствовала с какой-то сучковатой чуркой и вернулась к костру почти умиротворенная.

17 августа

По мере продвижения кверху Прямой Казыр уменьшается на глазах, разбивается на рукава. Тропа сегодня по сравнению со вчерашней — восторг. Ровная, почти прямая, тянется она вдоль реки, временами выходит на прибрежные галечно-булыжные отмели, и тогда наш солидный караван виден во всю длину. Исчезли завалы, тропа идет по сплошному березняку.

Мика поводит носом в разные стороны и говорит, что это грибная роща. Через несколько минут у нее в руках целое семейство аппетитных подберезовиков. Немного погодя она уже идет с кастрюлей и собирает в нее грибы на обед.

А тропа вьется и вьется по всей роще, насквозь пронизанной солнцем.

Березки точно кто-то изогнул в разных направлениях, и они так и стоят, то кланяясь друг другу, то сердито отвернувшись одна от другой, то образуя аллеи. Сквозь их листву просвечивает солнце, яркие пятна света пестрят на траве, на кустах голубики, черники, брусники. Мы уже так наловчились, что рвем ягоды на ходу, не останавливаясь. В роще стоит веселый шум и свист, из-под ног то и дело поднимаются рябчики, у самой тропы бесстрашно прыгает с ветки на ветку любопытный бурундук.

Наконец мы спускаемся вниз и выходим на заросшую кустарником солнечную поляну. Река совершенно изменила свой характер и бежит без шума в заросших берегах, точно какая-нибудь подмосковная речушка. Справа в негустом пихтаче замечаем избушку. Что еще нужно для ночевки, или дневки, или просто привала? Весь караван устремляется к избушке. Правда, у нее проломлена крыша, жерди размочалены, кора разбросана. Николай Петрович объясняет, что в избушке когда-то коптили мясо, а потом, привлеченный запахом, мишка пытался проникнуть в нее через крышу. Рядом навес из жердей и бересты — под него мы сложили вещи.

Пока мы занимаемся устройством лагеря, появился запыхавшийся Борис, схватил карабин Николая Петровича и исчез. Мы не особенно взволновались и продолжали мирно беседовать.

Через некоторое время раздался гулкий выстрел. Через минуту второй, а через две-три минуты — третий. После первого выстрела Сашка сказал: «Ну, у нас есть зверь. Такие даром патроны не тратят». После второго: «Все ясно. Промазал. Ушел. Второй выстрел был вслед». После третьего — ухмыльнулся и произнес: «Однако умирать пошел».

Владик выбежал на поляну и закричал: «Эй, ребята! Помогайте изюбра тащить. Вон Николай Петрович, скорее!»

Все, сбивая друг друга, ринулись по тропинке, выскочили на открытое место — и с ревом набросились на Владика, но он успел удрать. Ловко он всех нас надул!

Но вот затрещали кусты и появился сначала Николай Петрович, а за ним Борис, до того запыхавшийся, что вместо дыхания у него вырывалось какое-то всхлипывание.

«Готовь пол-литра, начальник. Я зверя давал. Надо сейчас идти шкура снимать».

Вот когда все вскочили и стали суетиться и кричать друг на друга.

— Возьми фотоаппарат!

— Темно, не получится!

— Возьми магниевые лампочки!

— Нельзя два света, не выйдет!

— Перезаряжай пленку!

— Не успею. И вообще не пойду, у меня нога болит!

— Эх ты, фотограф!

Тут Николай Петрович сообщил, что от выстрелов два наших оленя «пошли махом» по долине и что надо скорее их ловить. Это еще больше усилило панику.

В одну минуту лагерь остался пуст. Инструктор исчез в неизвестном направлении искать оленей, а остальные бросились наперегонки за Николаем Петровичем и Борисом, которые ехали на оленях. Даже я забыла о своих больных коленках и мчалась бегом.