Жан Франсуа Лаперуз - Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»

Географы, которые, основываясь на сообщениях отца де Ангелиса [163] Иероним де Ангелис, или Джироламо дельи Анджели (1567–1623), — итальянский иезуит, миссионер в Японии, первый из европейцев, посетивший остров Хоккайдо. и нескольких картах японцев, нанесли на современные карты пролив Тессой и очертания острова Йессо, острова Компании и острова Штатов, настолько исказили географию этой части Азии, что необходимо положить конец всем этим старинным спорам бесспорными фактами. Широта бухты Терней — в точности та же, что и гавани Аквеиса [164] Так голландцы с «Кастрикума» назвали деревню на севере острова Хоккайдо, возле которой сделали остановку. , куда якобы высаживались голландцы. Читатель убедится, что их описание разительно отличается от того, что увидели мы.

Пять маленьких бухточек, словно стороны правильного многоугольника, образуют очертания этого рейда. Они отделены друг от друга холмами, до вершины покрытыми деревьями. Во Франции весна в пору своего наибольшего расцвета не может предложить столько разнообразных и ярких оттенков зелени. Хотя за все время, что мы шли вдоль этого побережья, мы не увидели ни одной пироги и ни одного огня, мы не могли допустить мысли, что страна, представляющаяся настолько плодородной и столь близко расположенная к Китаю, необитаема.

Прежде чем наши шлюпки подошли к земле, все наши подзорные трубы были обращены на нее, но мы увидели лишь оленей и медведей, которые мирно бродили по берегу моря. Это зрелище еще более усилило наше желание высадиться на берег. Не прошло и минуты, как оружие было в полной готовности, словно мы собирались обороняться от вражеского нападения. Пока мы готовились к высадке, наши матросы наловили с помощью лесок двенадцать или пятнадцать рыб семейства тресковых.

Горожанину сложно вообразить чувства мореплавателей при виде обильного улова. Все люди нуждаются в свежем продовольствии, и самая невкусная свежая пища намного полезнее для здоровья, чем наилучшая солонина.

Я отдал приказ немедленно запереть всю засоленную провизию и поберечь ее для менее удачных обстоятельств. Я также приказал подготовить бочки для свежей и чистой воды, ручеек с которой впадал в каждую бухточку, и поискать овощи и съедобные травы на лугах, где мы впоследствии нашли огромное количество дикого лука, сельдерея и щавеля. Почву покрывали те же растения, что свойственны нашему климату, но крепче и более насыщенного оттенка зеленого. Многие из них были в поре цветения.

На каждом шагу можно было видеть розы, красные и желтые лилии, ландыши и, вообще говоря, все луговые цветы. Сосны увенчивали вершины гор, дубы росли лишь до половины склона, уменьшаясь в силе и величине по мере приближения к морю. На берегах рек и ручьев росли ивы, березы и клены, а на лесных опушках мы видели цветущие яблоню и мушмулу, а также крупные орешники, плоды которых уже завязались.

Наше удивление лишь удвоилось, когда мы вспомнили об избыточном населении, отягощающем обширную Китайскую империю, законы которой не карают отцов, жестоких настолько, чтобы утопить и погубить собственных детей, и о народе, который не смеет пересечь границу, указанную его Великой стеной, чтобы добыть пропитание на земле, плоды которой нужно не столько выращивать, сколько собирать. Впрочем, некоторые превозносят китайские порядки.

По правде говоря, мы замечали следы человека на каждом шагу по разрушениям, произведенным им. Некоторые из деревьев были срублены острым орудием, остатки кострищ виднелись в разных местах, и мы обнаружили несколько шалашей, построенных охотниками в лесной чаще. Мы также нашли несколько маленьких берестяных корзин, шитых нитью и в точности напоминающих корзины канадских индейцев, а также снегоступы. Одним словом, все убеждало нас, что татары приходят летом на берег моря, чтобы охотиться и ловить рыбу, что они в это время года собираются в поселения на берегах рек, но большая часть их народа живет во внутренних областях этой страны, где почва, вероятна, более подходит для размножения их огромных стад.

В половине шестого офицеры и ученые из трех шлюпок двух фрегатов высадились в бухточке, названной мною Медвежьей, и в семь часов они уже сделали первые выстрелы по различной живности, которая спешно бежала в глубь леса. Три олененка были единственными жертвами их неискушенности. Бурная радость следующего отряда высадившихся прогнала всех зверей в непроходимые леса, которые начинались недалеко от берега.

Прибрежные луга, столь приятные для глаз, пересечь почти невозможно. Густая трава поднимается там на три-четыре фута, так что мы, словно утопая в ней, не смогли пройти дальше. Кроме того, нам следовало опасаться змей, большое число которых мы видели на берегах ручьев, хотя никто из нас и не испытал силы их яда. Таким образом, мы оказались на этой земле в великолепном пленении. Песчаные пляжи были единственным проходимым местом, во всех остальных местах мы могли преодолевать небольшие участки лишь с невероятными усилиями.

Впрочем, страсть к охоте побудила мсье де Лангля и нескольких других офицеров и натуралистов преодолеть все эти препятствия, хотя и безуспешно. Нам казалось, что исключительное терпение и полная тишина помогут нам подстрелить из засады в чаще леса медведя или оленя, чьи следы мы видели.

Мы назначили следующий день для охоты. Однако осуществление нашего плана оказалось настолько трудным, что нам начало казаться, будто мы проделали свыше десяти тысяч лье морем лишь для того, чтобы застрять в болоте и стать добычей тучи комаров. Впрочем, 25 июня вечером мы совершили еще одну попытку, потратив весь день впустую. Каждый занял свой пост в девять часов, но в десять часов, когда ожидалось появление медведей, мы ничего не увидели и почти все были вынуждены признать, что рыбалка подходит нам больше, чем охота.

И действительно, в рыбной ловле мы преуспели намного больше. Каждый из пяти заливчиков, образующих очертания бухты Терней, был удобным местом для забрасывания сети и имел поблизости ручей, у которого мы ставили свою кухню. Рыбе оставалось лишь прыгнуть с берега моря в наши котелки.

Мы ловили минтая, форель, морскую щуку, лосося, сельдь и камбалу — каждая трапеза наших моряков изобиловала ими. Эта рыба и различные травы, которыми мы ее приправляли, в течение трех дней нашего отдыха служили защитой от возможных приступов цинги: в то время ни у одного человека на борту двух кораблей не было ни малейших ее симптомов, несмотря на холод и сырость, вызванные почти постоянными туманами. С этими условиями мы боролись с помощью жаровен, установленных у гамаков матросов, когда погода не позволяла их складывать.