Павел Мариковский - В стране каменных курганов и наскальных рисунков

Пятно, действительно, необычное. Желтая отметинка посредине его — голая площадка в центре гнезда муравьев-жнецов, место, неприкосновенное для растений. Под ней находятся прогревочные камеры для яичек, личинок и маток муравьев. На этой площадке, если и показываются росточки растений, немедленно уничтожаются хозяевами жилища. Она окружена густыми зарослями трехлистиковой песчаной люцерны, еще невысокой и только что начинающей отрастать. В стороне от пятна протянулись две длинных ленты с темной полоской посредине у каждой. Это дорожка, протоптанная трудолюбивыми сборщиками семян.

Теперь все становится одновременно и понятным и непонятным. Понятным, потому что весь зеленый круг, ограничивающий со всех сторон голую площадку, — своеобразная плантация, дающая урожай. Собирая зерна-бобики люцерны, жнецы частично роняли на землю свою ношу, не доставляя ее до места. А затем, возможно, ветры заносили песком потерянный урожай. Многие носильщики роняли семена и, не доходя до гнезда, у самой тропинки. Поэтому и получилось что-то вроде придорожной аллеи или, как говорят, «дорожно-защитной лесополосы», очень густой и широкой. Непонятно — потому что, для чего было муравьям бросать свою драгоценную ношу, за которой приходилось ходить далеко, за двести-триста метров в близлежащую низинку.

Может быть, эти потери были не случайны, а ради того, чтобы вот так возле своей обители росла собственная плантация. Тогда что руководило муравьями?

Случайность, бездумный инстинкт, твердый расчет или, не осмеливаюсь сказать, то, в чем мы отказываем насекомым, — какие-то зачатки разума?

Сажусь на корточки и вглядываюсь в находку. С десяток муравьев работают на голом пятне, выносят наружу комочки земли, наводят порядок в подземных прогревочных камерах. Все остальные — многочисленное общество находятся глубоко в земле, в прохладе, бездействуют. Зачем бодрствовать, тратить энергию и силу, когда еще так рано и так далеко до сбора урожая трав пустыни, в том числе и на собственной плантации! Еще среди больших песчаных бугров, поросших дзужгуном, вижу узкую и длинную светлую тропиночку с бегущими по ней муравьями-жнецами. Сейчас весной урожая семян еще нет, но трудолюбивые сборщики что-то несут в свои закрома, какие-то узенькие, около восьми миллиметров, коричневые, заостренные с обоих концов и продольной ложбинкой посредине семена.

Следую за муравьями-носильщиками, нахожу их обитель и усаживаюсь рядом с нею. Приведу в порядок записи и одновременно буду подглядывать за муравьями. Из двух ходов муравейника степенно выходят крупные солдаты: каждый с маленьким, собранным в тючок комочком песка. Они заняты строительством, наверное, или расширяют камеры, или копают галереи, идущие глубоко до грунтовых вод. Она могла сейчас уйти глубже. Еще вокруг бродят муравьи, как будто так себе, просто без дела. Кое-кто иногда тащит палочку, кусочек зелени. И еще часть муравьев занята тем, что вытаскивает наружу те же коричневые, узенькой формы семена, относит их подальше, в место, куда бросают и своих, отслуживших жизненные дела собратьев. Там, на площади около квадратного метра, скопилось уже немало таких брошенных семян. Что же здесь происходит? Одни, бедняжки-сборщики, трудятся, разыскивают крохотные семена, волокут их в свое жилище, другие — мусорщики тоже трудятся, спокойно и деловито выбрасывают добычу наружу. Может быть, все же на семенах есть какой-нибудь хотя бы крохотный придаток, ради которого происходит заготовка этих странных семян, пролежавших, наверное, всю зиму и почему-то только теперь привлекших внимание своих сборщиков?

В мире существует немало растений «мирмекофилов», как их назвали ученые, на их семенах располагаются маленькие наросты, содержащие вещества, привлекающие муравьев и очень ими почитаемые. Ради этих наростов и заготавливают муравьи эти семена и, обработав, относят их подальше от жилища, тем самым совершая главное для растений — расселяют их по земной поверхности. Мало того, в Сибири я нашел, что вещества, содержащиеся в этих придатках семян, привлекают к себе муравьев, совершенно равнодушных к растительной пище, муравьев-хищников, таких, как рыжий лесной. И, как оказалось, эти вещества обладают особенными лекарственными свойствами. Уж не такая ли история происходит сейчас здесь, в мире растительноядных муравьев-жнецов. Надо доставать из полевой сумки лупу с сильным увеличением и дознаваться, в чем дело.

В муравейник все же несут семена целые, но какие-то странные, с черными кончиками, будто пораженные грибками. Выбрасывают же слегка объеденные, без черных кончиков.

Долго брожу по буграм, ищу растение — обладателя семян и, наконец, понимаю, в чем дело. Семена принадлежат небольшому злаку овсюгу. Сейчас на нем уже почти созрели семена. Те же, что упали на землю в прошлом году, частично проросли, частично же погибли: их поразил грибок, угнездившийся главным образом в самом основании семени и реже — на его вершинке. Ради этого грибка и заготавливают муравьи-жнецы добычу. Чем-то их прельщают продукты, обработанные грибками. Сложная кулинария у муравьев-жнецов!

Теперь — не то, что прежде: все дороги знакомы, и можно ехать, ни кого не расспрашивая, не мучиться сомнениями и правильно выбирать путь. Вот и хорошо знакомая трехглавая гора Курпетай. Наш «Арарат», как сказал в прошлом году один аксакал-чабан, которого я безуспешно расспрашивал о кургане. Теперь объеду вокруг гору и взгляну на тот маленький кусочек равнины, упущенный прежде. Может быть, там и находится курган, волею судеб несколько лет укрывавшийся от меня, сильно желающего его увидеть, исследовать и нанести на план.

Сегодня погода не балует, и небо в темных тучах. Переезжаем одну за другой небольшие межгорные равнины прямо по целине, лавируя между камнями, забираемся на машине на вершинки холмов. С них в бинокль осматриваю темные пятна зарослей караганы и таволги. Но пока ничего обещающего не видно, и сомнение в успехе поездки начинает опять разъедать мою, появившуюся было уверенность. Вдали показываются беленькие домики отделения совхоза имени Чапаева.

— Почему бы нам не поехать туда да не поспрашивать? — предлагает друг Евгений, неискушенный в неудачах поисков. Его, журналиста, явно тянет к людям.

— Спрашивал я в этом поселке не раз о кургане! — отмахиваюсь с досадой от его предложения. — Спрашивал маститых аксакалов, и все зря!

— Но все же попытка не пытка, до аула не более пяти километров, — настаивает он.

Через десяток минут мы в поселке, и оживившийся от монотонного пути Евгений заскакивает в первый дом, потом через некоторое время переходит в другой домик, широко нам улыбаясь издали, сопровождаемый кучкой ребятишек.