Питер Акройд - Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

За звание самого популярного курорта боролись сразу несколько городов, однако пальма первенства неизменно принадлежала Бату. Сюда стекались стареющие или хворающие политики, уставшие от вечного давления Вестминстера, в поисках лекарства, которое впоследствии оказывалось слабым или вовсе неэффективным. Любого выдающегося гостя здесь встречали колокольным звоном, раздающимся из Батского аббатства, и сладостной серенадой у входа в их жилище. В этом мире не существовало анонимности; суть курорта состояла в том, чтобы быть узнанным и признанным в обществе. Одно из многих правил, действовавших в Бате, запрещало использование ширм, «дабы не изолировать людей, что противоречит основному принципу подобных заведений». Высшей ценностью было само общество и непрерывное общение.

Первую строчку в распорядке дня занимали водные процедуры; затем мужчины отправлялись в кофейни, а женщины в лавки с лакомствами; время до полудня отводилось под концерты, лекции или более возвышенный досуг. Два или три часа до ужина посвящалось пикникам, променадам и карточным играм, после чего все в обязательном порядке следовали в питьевую галерею. Большие пространства отводились для общественных мероприятий, лишний раз подчеркивая благотворность и пользу социализации.

Жизнь приморских городов была, пожалуй, менее размеренной, учитывая непостоянство ветра и волн, мешавших местным благородным собраниям. В то время в обществе еще отсутствовало устоявшееся представление о природе, было разве что расплывчатое понимание ее живописности и ресурсов, которые в правильных руках можно «облагородить». Но если окультурить сады и укротить местные водоемы казалось возможным, то море не мог подчинить себе никто, кроме бывалых моряков, о которых, несмотря на недавние триумфы, все еще шла дурная слава. Впрочем, для обладателей железного здоровья имелись пособия, например «Трактат о пользе купаний в море» (Dissertation upon the Use of Sea-Bathing) Ричарда Рассела, изданный в 1749 году, однако тогда для этого занятия едва ли находились желающие. Куда приятнее и безопаснее было прогуливаться вдоль побережья.

Цивилизованность подразумевала культуру общения; на спа-курортах и в приморских городах был свой заведенный порядок и нормы общения, которые регламентировали жестикуляцию при встрече и приветствии, все стадии беседы, правила официального представления, манеру входа в помещение или открывание двери перед дамой. Общительный человек был образцом для подражания. Именно он – ученый, воспитанный и культурный – олицетворял дух времени. Бурный поток общественной жизни, в том виде, в котором ее описывали, смягчал и корректировал поведение и характер человека. Энтони Эшли-Купер, 3-й граф Шефтсбери, в книге «Характеристики людей, нравов, мнений, времен» (Characteristics of Men, Manners, Opinions, Times; 1737) писал: «Мы шлифуем друг друга, скругляя углы и смягчая грубые стороны нашей натуры во время дружеского общения». Таким образом, и мужчину, и женщину можно было назвать благовоспитанными и любезными, если они следовали духу и веяниям времени. Делалось это не ради того, чтобы казаться веселыми и энергичными. Нельзя не вспомнить замечание Тацита о поведении коренных англичан, оказавшихся во власти римлян: «То, что было ступенью к дальнейшему порабощению, именовалось ими, неискушенными и простодушными, образованностью и просвещенностью» [82] Цит. по: Корнелий Тацит . Жизнеописание Юлия Агриколы, 21: Сочинения в 2 томах. Т. I. Анналы. Малые произведения. М.: Ладомир, 1993. Издание подготовили А. С. Бобович, Я. М. Боровский, М. Е. Сергеенко. Перевод А. С. Бобовича (редакторы переводов – Я. М. Боровский и М. Е. Сергеенко). Общая редакция издания – С. Л. Утченко. – Прим. науч. ред. . Люди XVIII века, поглощенные земными интересами, были рабами ложных богов честолюбивого среднего класса в лице мелкого джентри, представителей свободных профессий и зажиточных купцов, которые слепо подражали театральным позам элиты.

Сэмюэл Джонсон в февральском номере газеты Adventurer 1754 года писал, что плохо воспитанный и невежливый человек – тот, кто «отрицает общественное мнение, пренебрегает критическими оценками и ставит под сомнение всеобщие законы, предпочитая им собственное суждение»; другими словами, это антиобщественный человек. Другой крайностью, приводившей в ужас «истинных» джентльменов, была женоподобная манера кивать, кланяться и гримасничать. К признакам женоподобности относилось посещение итальянской оперы и чаепития – новомодные веяния эпохи, которые рассматривались как угроза для старинной патриархальной культуры времен Стюартов и Елизаветы. Особенно порицалась новая мода на поцелуи между мужчинами при встрече. В комедии Колли Сиббера «Любовь определяет мужчину, или Счастье щеголя» (Love Makes a Man; or, The Fop’s Fortune; 1700) один из актеров поздравляет другого такими словами: «Сэр, вы приятно целуетесь. Мне нравится целовать мужчину. В Париже мы только и делаем, что целуемся».

Важнейшим инструментом общественной жизни была беседа, которая умело объединяла общие суждения и личный вкус; считалось, что усваивать ценности цивилизации и общепризнанные истины проще всего через социальные связи и диалог. История так бы и не узнала Сэмюэла Джонсона, если бы не беседы с близкими по духу людьми, которые снижали градус накала его беспокойного ума; эти беседы помогали ему осознавать, что существует огромный мир, где есть место и для него и где нет молчаливого ужаса и оцепенения, которые так страшили его [83] Сэмюэл Джонсон страдал синдромом Туррета, генетическим расстройством центральной нервной системы, при котором наблюдаются нервные тики. . В январском номере журнала Rambler за 1752 год он писал: «Стремление выделиться благодаря искусству беседы – это самое распространенное и при этом наименее постыдное желание, продиктованное тщеславием». Возможно, для Исаака Ньютона или Уильяма Блейка это не казалось столь очевидным, однако для представителей середины XVIII века это было ясно как день. Человек был создан для беседы.

В этой связи стало появляться множество клубов, служивших площадкой для обмена мнениями и бесед; среди них выделялся Разговорный клуб, который собирался раз в неделю в приятных местах. «Что полезнее для человечества: изучение натурфилософии или светской истории?» «Должны ли родители прививать ребенка, чтобы сохранить ему жизнь?» Клубы имели целью взрастить жизнерадостность и открытость, дружелюбие и взаимопонимание, словно в неосознанной попытке противопоставить их политическим и религиозным разногласиям предыдущего столетия.

Клубы теперь встречались повсюду. Некоторые из них прочно обосновались в тавернах, например клубы Эссекс-Хед, Айви-Лейн и Теркс-Хед; все они так или иначе были связаны с именем Сэмюэла Джонсона. В «Заметках о нравах и характерах при дворе королевы Анны» (Remarks on the Characters of the Court of Queen Anne; 1732) Джон Маки писал: «Практически в каждом [лондонском] приходе есть собственный клуб, куда жители могут прийти после тяжелого рабочего дня, который они проводят кто в торговой лавке, кто на бирже, и поделиться своими мыслями перед сном». Один из корифеев английской литературы XVIII века Джозеф Аддисон заметил, что «человек – животное общительное», однако, по всей видимости, его высказывание не распространялось на женский пол, поскольку упоминания о женских клубах того времени полностью отсутствуют.