Питер Акройд - Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

В сущности, торговля гарантировала власть без кровопролития. Джон Гей удачно выразил это в стихах:

Разумеется, все происходившее означало масштабные социальные преобразования. Купец и торговец, ранее находившиеся на нижних ступенях социальной иерархии, теперь по статусу не уступали священнослужителям и юристам. В том же письме Вольтер отмечает, что брат первого министра лорда Таунсенда был торговцем в Сити, а сын графа Оксфорда – купцом в Алеппо. Роберт Уолпол женился на дочери лесопромышленника. Торговля теперь означала не только свободу, но и престиж. Поэтому виги – покровители и мастера торговли – имели явное преимущество перед тори. Теперь торговля рождала джентльменов, даже если их происхождение не позволяло им войти в высшие круги аристократии.

Теперь купцов воспринимали как людей, способных принести ощутимую пользу и увеличить благосостояние страны. Томас Тернер, местный лавочник из поселка Ист-Хоатли, неподалеку от Льюиса, в период с 1754 по 1765 год вел дневник, в одной из записей он восклицает: «Как хороша торговля, когда она полноводным потоком устремляется в нужное русло. Она словно вдыхает жизнь и душу в действия человека». Торговля была столь же необходима для страны, сколь необходима кровь, бегущая по венам человека. Торговля стала метафорой нации.

Два крупнейших события века в области топографии оказались теснейшим образом связаны друг с другом – разрастание Лондона и развитие небольших городов. Объединение Англии и Шотландии позволило создать обширную зону свободной торговли: финансовая жизнь Лондона оказалась тесно переплетена с торговлей Ливерпуля, угледобывающей промышленностью Центральной Англии и текстильной промышленностью на севере страны. Все отрасли развивались сообща будто по мановению незримой руки и в соответствии с основными законами бытия.

Между тем статистика говорит сама за себя. Импорт и экспорт в течение XVIII века выросли в пять раз, тогда как реэкспорт – в девять. В период с 1726 по 1728 год импорт увеличился на 22 %, экспорт – на 27 %, а реэкспорт – на 57 %. Термин «реэкспорт» использовался для нейтрального обозначения товаров, которые производили в колониях и по закону должны были сначала доставлять в Великобританию и лишь оттуда в континентальную Европу. Таким образом, англичане получали максимум прибыли, покупая товар по низкой цене и продавая его втридорога. Столь выгодная деятельность позволяла получать самые востребованные европейские товары.

Ткани, поставляемые Ост-Индской торговой компанией, сахар из Вест-Индии, табак из Виргинии и Мэриленда, а также чай, ром и специи из различных уголков земного шара существенно изменили образ жизни англичан. В результате произошли глобальные культурные, социальные и коммерческие изменения. Стоило экзотическим товарам, модным веяниям и роскоши хлынуть в страну, как рост торговли и таможенных сборов не заставил себя ждать.

В «Путешествии» Дефо отмечает внезапный, неожиданный рост английских городов. Город Фрум на северо-востоке графства Сомерсет «так разросся за последние два или три десятилетия, что там построили новую церковь и множество новых улиц и домов, которые немедленно заполнились жителями». Население Галифакса «за последние сорок лет, то есть со времен последней [ «Славной»] революции, выросло по меньшей мере на четверть». Что касается Ливерпуля, о нем Дефо пишет следующее: «Думаю, я не совру, если скажу, что в третий приезд сюда я был немало удивлен обликом города – с тех пор как я побывал здесь во второй раз, Ливерпуль разросся больше чем вдвое; и говорят, что его благосостояние, население, торговля и застройка продолжают расти; не представляю, до каких размеров он может вырасти в будущем».

В 1700 году Норидж был единственным провинциальным городом в Англии с населением более 25 000 человек; к 1820 году таких городов стало уже пятнадцать. За тот же период население таких городов, как Халл и Ноттингем, Лидс и Лестер, выросло в пять раз. Число жителей Ливерпуля, Бирмингема и Манчестера увеличилось в двадцать раз. В 1700 году в городах проживало меньше четверти всего населения страны; столетие спустя этот показатель вырос и в среднем составлял от одной трети до двух пятых. Медленно, но верно Англия, в отличие от Германии, Франции или Италии, становилась сплоченной городской нацией.

Едва ли в то время нашелся бы город, который не перестраивали. Первоначально выстроенные из глины, дуба или другого дерева, все они переживали второе рождение в кирпиче. Вскоре для отделки гостиных и ванных комнат подоспел мрамор. Впрочем, кирпич оставался основным материалом строительства домов для зарождавшегося среднего класса. Более состоятельные горожане оснащали свои жилища из кирпича большими окнами; такие дома считались классическими с точки зрения пропорций и строились с использованием разнообразных традиционных форм. Прямоугольные и круглые площади, сводчатые галереи и полумесяц считались проявлением изысканного архитектурного вкуса.

Образцом для подражания в организации массовой перестройки и реставрации стал Лондон. Во время одного из своих путешествий Селия Файнс, говоря о Ноттингеме, отметила: «Это самый чистый и изысканный город, выстроенный из камня, который я когда-либо видела, его широкие, длинные улицы напоминают Лондон, а дома сплошь величественны и добротны. Рыночная площадь необычайно просторна, а от нее начинается широкая улица, напоминающая Холборн [77] Холборн – старинная улица в Лондоне, которая проходит через Сити, Кэмден и Вестминстер. , однако обрамляющие ее здания прекрасны». Главный акцент в Ноттингеме делался на создании ощущения свободы и простора. Облик нового городка должен был отличаться от тесных и зловонных кварталов Лондона времен правления Якова I и Стюартов. В таких районах ютилась исключительно городская беднота и рабочие с заводов и фабрик. В течение XVIII века население неуклонно росло, и чем острее ощущалась необходимость в свободном пространстве, тем больше состоятельных граждан стремилось в специально созданные анклавы вроде Старой площади в Бирмингеме, которая не сохранилась до наших дней.

По всей стране начался подъем провинциальных городов. Теперь это были не просто мелкие поселки или рыночные города, а оживленные центры, в которых бурлила жизнь зарождающегося провинциального общества, на каждом углу предлагались различные товары и услуги, кипела торговля, проводились собрания и придумывались развлечения. Спрос на бытовые и профессиональные услуги возрос как никогда; понадобились светлые и чистые улицы. К 1730-м годам масляные фонари были установлены на главных улицах в шестнадцати провинциальных городах. Кофейни и концерты, балы и литературные кружки перестали быть прерогативой столицы.