Питер Акройд - Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

Предпринимались попытки взять продажи джина под контроль, каждая из которых, правда, имела свои последствия. Закон о джине предусматривал введение пошлины на спиртные напитки в размере 20 шиллингов за галлон, при этом розничные продавцы джина были обязаны приобретать годовую лицензию за 50 фунтов. Это лишь провоцировало незаконную торговлю алкоголем, которая теперь принимала небывалые масштабы. Джин начали продавать под видом медицинских настоек или под такими выдуманными названиями, как «сангари», «шум-гам», «самодел» или «король Теодор Корсиканский». Придумывались изощренные способы продажи напитка. Так, один торговец на Блю-Энкор-элли купил вывеску в виде кошки с раскрытой пастью, повесил ее у окна, а затем прикрепил небольшую свинцовую трубку под одну из лап кошки. С другой стороны трубки была установлена воронка, через которую предприимчивый делец наливал джин. Вскоре пошел слух, что «кошка у окна наливает джин». Первый покупатель не заставил себя ждать – совсем скоро хозяин услышал довольный голос, произнесший: «Киса, налей мне джина на два пенни». Монеты бросали в раскрытую кошачью пасть, а джин наливали по трубе через прикрепленную к ней воронку. Не прошло и пары дней, как у «волшебной кошки» стали собираться толпы, а напиток стали называть «киса».

Попытки Вестминстера вмешаться в процветающее дело торговли джином спровоцировали мятежи в бедных районах города. Беспорядки были настолько ожесточенными, что некоторые усматривали в них угрозу безопасности государства. Шордич и Спайталфилдс фактически оказались в осаде. Информаторов и доносчиков, сообщавших под присягой, что какое-то заведение незаконно торговало джином, преследовали и избивали. Некоторых забивали до смерти, других топили в Темзе, прудах или канализации. На улицах властвовала разъяренная толпа. Когда женщина на Стрэнде [128] Стрэнд – центральная улица Лондона, которая соединяет Вестминстер и Сити. выкрикнула «Доносчик!», толпа схватила уличенного в этом мужчину «и так жестоко обошлась с ним, что тот скончался от синяков и увечий».

Обеспечить соблюдение закона 1736 года уже не представлялось возможным. В свете многочисленных жалоб со стороны общественности его серьезно переработали. Спустя семь лет был составлен новый законопроект, который получил название Акт о пьянстве (Tippling Act), а в 1747 году производители джина отстояли свое право продавать продукт в розницу. Спирт – чистый или с добавлением ароматического набора [129] В ячменную брагу после перегонки добавляли воду и ароматический набор, в основе которого лежали ягоды можжевельника. После повторной перегонки получался крепкий, душистый напиток – джин. , вновь обрел популярность. По статистике, в каждом пятом доме в Холборне продавали джин.

Результаты были предсказуемы и очевидны. В 1751 году управляющий таможней Корбин Моррис отметил падение уровня рождаемости, а также «болезненное состояние новорожденных». Он поделился своими наблюдениями о переполненных больницах, в которых росло число «пациентов, страдавших водянкой и туберкулезом вследствие злоупотребления спиртным». Напиток стойко ассоциировался с сексуальной распущенностью. Как писали в газетах, «юные создания, девушки двенадцати и тринадцати лет, пьют женеву (джин), словно рыбы воду, в результате они оказываются не годны для жизни в трезвых семьях… улица становится их уделом, столь бесстыжими они вырастают». Таков был контекст, в котором возникли гравюра Хогарта и памфлет Филдинга.

Однако в один прекрасный день вкусы англичан необъяснимым образом изменились, и страсти по джину улеглись. Произошедшие перемены не имели ничего общего с провальными попытками ввести запрет на этот напиток. Во всем был виноват неурожай зерна, в результате чего джин заметно подорожал. Влияние методизма [130] Методизм – протестантская конфессия, которая возникла в XVIII в., отделившись от англиканской церкви с требованием последовательного и методичного соблюдения евангельских предписаний. Методисты проповедуют религиозное смирение и кротость. становилось все сильнее, даже среди городской бедноты. И внезапно возникла новая мода на чай.

Одним из известных обозревателей столичной жизни был Уильям Хогарт, который, разумеется, не мог обойти вниманием очередное лондонское сумасшествие. Это было поистине его время. Он был коренным лондонцем, родился в Смитфилде, подрабатывал торговцем, начинал карьеру в качестве гравера по серебру. В первых работах он воспроизводил сцены из «Оперы нищего». Хогарт столь же неотделим от XVIII века, как Сэмюэл Джонсон или Генри Филдинг. Он служил образцом для подражания и вдохновителем нового поколения романистов. «Нужен был карандаш Хогарта, – писал Тобайас Смоллетт в «Приключениях Родрика Рэндома» (The Adventures of Roderick Random; 1748), – чтобы изобразить изумление и огорчение Стрэпа при этом известии» [131] Перевод А. В. Кривцовой. . Сэмюэл Ричардсон в книге «Путеводитель ученика» (The Apprentice’s Vade Mecum; 1733) высказывает пожелание, чтобы «гениальный мистер Хогарт закончил портрет». В «Истории Тома Джонса, найденыша» (The History of Tom Jones, a Foundling; 1749) Генри Филдинг прерывает повествование восклицанием «О Хогарт, если бы владел я твоей кистью!» [132] Перевод А. А. Франковского. .

В своем творчестве Хогарт обращается к столь многочисленным и столь разнообразным проблемам XVIII века, что вполне заслуживает звания «верховного божества» того времени. Понимая всю хаотичность и непредсказуемость жизни, он принимает ее во всем многообразии: от случайной встречи до неожиданного события, от падения здания до опрокинувшегося экипажа. Он осознает крайности и соседствующие бок о бок контрасты окружающей действительности: богатые рядом с бедными, здоровые подле больных и умирающих, порок об руку с добродетелью. Хогарт любил скромную жизнь улиц и воспевал ее в своих работах. Неотъемлемыми чертами эпохи были мелодраматичность и в целом некая театральность, столь же присущие обитателям городского дна, что и актерам, исполнявшим роли в комедии Бенджамина Джонсона «Варфоломеевская ярмарка». «Поэтому будем соотносить темы для художественного изображения, – писал Хогарт, – с темами театральных постановок».

При всем при том Хогарт был ловким и дальновидным предпринимателем. В этом он не знал равных. Художник рекламировал свои гравюры в газетах и продавал их покупателям напрямую, минуя посредников или продавцов гравюр и эстампов; он повесил магазинную вывеску прямо у входа в собственный дом. Кроме того, он разработал и представил на рассмотрение парламента Акт Хогарта (Hogarth’s Act), призванный защищать авторские права граверов. Художники всегда получали прибыль от торговли и манипулировали своими покровителями, однако, пожалуй, никто до Хогарта не делал этого столь откровенно и умело. Крепкий морализм, умение обнажить самые низменные страсти общества и финансовая подкованность позволяли Уильяму Хогарту уловить и точно передать дух времени во всех проявлениях своей талантливой натуры.