Питер Акройд - Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

В 1779 году ход войны казался неоднозначным, трудно было определить, на чьей стороне преимущество. Внимание британцев было обращено к сопредельным морям, а не к Америке, поскольку риск вторжения объединенных сил Франции и Испании был вполне реален. Однако корабли и пехота требовались и по другую сторону Атлантики. Командующий Королевским флотом сэр Чарльз Харди смог собрать 37 кораблей, в то время как объединенные силы противника располагали 66 судами. Английский флот находился в плачевном состоянии. Не хватало пороха для орудий. Ситуация была настолько серьезной, что в результате французы и испанцы получили контроль над Ла-Маншем, а член парламента по имени сэр Уильям Мередит писал о «роковой апатии, нависшей, словно ночной кошмар, над всей страной». Тем не менее Харди повезло. Быть может, такова была воля случая или удачное стечение обстоятельств, но начался сезон штормов, матросы франко-испанского флота поголовно страдали от морской болезни. Пока корабли Харди пережидали непогоду в безопасной гавани Спитхед, противник был вынужден отступить и вернуться на базу. Прошло лето, а следующей весной Харди умер от апоплексического удара. Первая же реплика в пьесе «Критик, или Репетиция одной трагедии» Шеридана дает представление об атмосфере той поры. Мистер Дэнгл читает в газете: «“Окончательно подтверждается, что сэр Чарльз Харди…” Черт! Все только про флот да про нацию. Терпеть не могу политики, никакой политики не признаю, кроме театральной!» [185] Перевод М. Богословской и С. Боброва.

Норт вновь погрузился в глубокую депрессию. Он писал: «Едва ли сейчас найдется что-то более жалкое, чем я… все смешалось, ведомства винят друг друга во всех бедах и несчастьях». Коллега Норта, Уильям Иден, в явном раздражении выслушивая бесконечные самоуничижительные жалобы Норта, написал ему: «Если вы не способны призвать на помощь все силы своего разума, вам следует покинуть пост как можно скорее, сообразуясь с обстоятельствами, в которых мы теперь находимся». Тем не менее король стоял на своем. Норт был вынужден продолжать работу на прежнем посту. Главный министр заявил, что его вынудили остаться «силой».

Перспектива затяжной войны без шансов на заключение мира или иной положительный исход вызывала смятение и тревогу среди торговцев, лавочников и налогоплательщиков. Повод радоваться из-за непрекращавшегося спроса на корабли и боеприпасы был, пожалуй, лишь у фабрикантов железных изделий. Ситуация усугублялась еще и тем, что Ирландия, казалось, последовала примеру Америки и стала требовать независимости. Ирландцы вдруг поняли, что Англия не в состоянии защищать их от иностранных флотилий; поэтому для охраны берегов они создали добровольческие союзы. Идею национальной самозащиты поддержали католические и протестантские диссентеры, сформировав армию, которая обладала большей властью, чем парламент в Дублине.

Добровольцы требовали беспошлинной торговли с Англией, а министры, которые явно не были готовы к мятежам и беспорядкам на соседнем острове, тут же пошли на уступки. Впрочем, ирландцы этим не ограничились, последовав примеру своих собратьев по духу за океаном и потребовав законодательной независимости. В апреле 1780 года ирландский политик Генри Граттан представил резолюцию, согласно которой «ни одна власть на свете, кроме власти короля, лордов и общин Ирландии, не вправе писать законы для Ирландии». Споры относительно резолюции были долгими и громкими, однако в конце концов независимость ирландского парламента была признана официально. В начале 1783 года английское правительство согласилось предоставить «права, которые требовал народ Ирландии; в соответствии с ними ирландцы будут подчиняться лишь законам, принятым Его Величеством королем Ирландии и ирландским парламентом». Граттан встал в зале парламента в Дублине и провозгласил: «Теперь Ирландия – независима».

Противоречия в Ирландии, в свою очередь, оказали влияние на Англию. В этот период зародилось движение «национального возрождения» в ответ на распространявшиеся страхи о том, что парламент идет на поводу коррумпированного правительства. В конце 1779 года после собрания в графстве Йоркшир была учреждена так называемая Йоркширская ассоциация (Yorkshire Association), выступавшая за сокращение сроков полномочий парламента, а также равное представительство отдельных территорий независимо от их размера и снижение налогов. Ассоциацию возглавил священнослужитель и землевладелец Кристофер Уайвилл, который в скором времени проявил себя как отличный организатор и непревзойденный пропагандист. Он составил петицию и убедил другие графства и комитеты графств подписать ее. Уайвилл представлял интересы землевладельцев страны, в то время как лондонская толпа с гиканьем и свистом всюду следовала за Уилксом, привлекая к себе пристальное внимание власть имущих. В ноябре 1779 года газета London Courant напечатала письмо от «вига», который утверждал, что «люди, свободные по естественному праву, будут защищать свою страну, менять парламент и реформировать королевскую власть… В Англии каждый человек – политик ». Весной 1780 года было основано Общество конституционной информации (Society for Constitutional Information) с явной целью восстановить «утраченные права» «нашего древнего строя» путем распространения текстовок и памфлетов.

Таков контекст состоявшихся 6 апреля парламентских дебатов, главная тема которых заключалась в следующем: «Влияние монархии усилилось, усиливается, и его необходимо ослабить». За эту инициативу проголосовало 233 парламентария, против – 215, однако, как сказал бы военный наблюдатель, это было гиблое дело. Тот факт, что в парламенте поддержали столь смелый шаг, позволял предположить, что верховная власть была отнюдь не столь могущественна, как ее представляли. В любом случае из этой затеи ничего не вышло, и уже месяц спустя лорд Камден писал: «Приложенные нами усилия, кажется, сходят на нет, и страна погружается в прежнее состояние вялого безразличия». Даже радикально настроенные общества на время пропали из виду и оживились лишь тогда, когда по ту сторону Ла-Манша грянула революция.

В июне 1780 года репутация радикального движения в масштабах страны или города была сильно подпорчена. Именно тогда Англию охватили бунты – пожалуй, самые ожесточенные в XVIII веке. Член палаты общин Джордж Гордон был прирожденным провокатором и поборником поистине сумасшедших идей. Словно саламандра, он был рожден для жизни в огне. Он называл себя «народным вожаком», в особенности в разоблачении угроз, которые представляла католическая церковь в свете принятия парламентом Акта об облегчении положения католиков (Catholic Relief Act). Гордон был отчасти революционером, отчасти – радикалом, отчасти, говоря анахронизмами, – романтиком. Он стремился присвоить статус и атрибутику тех, кто веками боролся с тиранией, и среди своих последователей стал известен по прозвищу «английский Брут».