Дэниел Джонс - Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Не имея возможности финансировать победоносную завоевательную войну самостоятельно, Генрих раз за разом прибегал к грабежу определенных слоев населения, прежде всего евреев, и взимал налоги, которые мог теперь получить только с согласия своих именитых подданных. Мы уже знаем, что в царствование Генриха, в договоре 1225 года, был заложен принцип quid pro quo : политические уступки в обмен на налоги. В итоге к концу 1240-х годов знатные люди Англии уже считали совещания с королем законной и привычной возможностью высказать свои претензии к государственной политике. Когда Генрих в 1236 году перенес туда рассмотрение судебных дел, у этих встреч появилось официальное название: «парламент».

Между 1248 и 1249 годом четыре созыва протопарламента запретили Генриху взимать налог, необходимый Симону де Монфору для завоевания прилегающих к Гаскони земель. Они не просто отказались давать деньги, они еще и громко жаловались на всепоглощающую коррупцию на местах. Теперь Генрих мог раздобыть денег только продажей королевских сокровищ; абсурдной вторичной перечеканкой монет, к которой он прибег в 1257 году, используя в качестве валюты не серебро, а золото; и крупными займами у знати, в том числе у своего брата Ричарда.

Столкнувшись с упорным нежеланием баронов платить налоги, Генрих решил поднажать на другие, менее стабильные источники дохода. Он принялся еще больше обирать простых рыцарей и подданных низкого происхождения.

В 1250-х регулярный грабеж евреев приносил все меньше дохода. Путешествующий двор Генриха попытался наверстать упущенное, с удвоенной силой эксплуатируя судопроизводство. Шерифы – назначаемые центральной властью официальные лица, зачастую иностранцы, которых король отправлял в графства контролировать правительство на местах, – становились все ненасытнее в стремлении собрать средства. Игнорируя дестабилизирующий эффект, который эта постыдная стратегия оказывала на местах, Генрих назначал на шерифские должности своих сторонников и заставлял их выжимать деньги из людей, с которыми их ничего не связывало и которым они были не подотчетны. Корона тем временем направо и налево продавала феодальные привилегии, непредсказуемым образом жонглируя размерами королевских поборов на местах. Все это шло вразрез с духом, а иногда и с буквой Великой хартии вольностей.

В 1250-х годах правительство Генриха уже всерьез раздражало английскую знать. Проблемы были вызваны расколом при дворе, и одной группировкой в особенности: недавно прибывшими ко двору родственниками короля, которых прозвали Лузиньянами.

Братья-Лузиньяны – Уильям и Эмер де Валенс – были младшими единоутробными братьями Генриха, сыновьями его матери королевы Изабеллы Ангулемской от ее второго брака с Гуго X Лузиньяном. Лузиньяны бунтовали против Людовика IX во время неудачной кампании Генриха в Пуату в 1241–1242 годах, и французский король был очень зол на всю эту семью. Уильям, Эмер, их братья Ги и Жоффруа и сестра Алиса приехали в Англию в 1247 году. Генрих принял их с почестями, оказал им всяческое гостеприимство и посвятил Уильяма в рыцари на пышной церемонии в Вестминстере 13 октября 1247 года. Но беспечная щедрость короля к Лузиньянам вызвала всеобщее недовольство, усиленное ксенофобией по отношению к явно своекорыстной группе определенно неанглийского происхождения. Уильяму де Валенсу, кроме посвящения в рыцари, был пожалован брак с наследницей Маршалов: он стал лордом Пембрука и множества других поместий и замков в Уэльсе и на границах с ним. Эмер стал избранным епископом Винчестера, а Ги и Жоффруа получили деньги и опекунства. И, что самое обидное, на них, как на друзей короля, не распространялось королевское правосудие.

Лузиньяны были той еще шайкой. Они прибыли вместе и внедрились в жизнь Англии сообща, так же как в 1230-х годах савойские дядья королевы. Однако, в отличие от савойцев, они вели себя намного грубее и бесцеремоннее, а отношения между этими двумя группировками были весьма напряженными. Лузиньянов считали – и не зря – заносчивыми, дурно воспитанными, вспыльчивыми, спесивыми, высокомерными и вздорными. Даже в обществе, где насилие было обычным делом, они умудрились выделиться на общем фоне. Эмер, поссорившись с дядей королевы Бонифацием, архиепископом Кентерберийским, отправил вооруженную банду своих дружков грабить Ламбетский дворец: вынесли деньги, серебро и посуду и, взяв заложников, удрали в принадлежавший им замок Фарнхэм. Король, которому Лузиньяны ссужали деньги, не наказал их должным образом ни за это, ни за другие преступления. Наоборот: в 1256 году Генрих приказал не давать хода жалобам против своих фаворитов. Правительство не выполняло своих обязательств, и неудивительно, что это бездействие считали прямым нарушением пункта Великой хартии вольностей, запрещавшего отказывать в правосудии или замедлять его.

И это только один пример из множества. К середине 1250-х годов бароны, как и вся страна, считали, что новые фавориты манипулируют королем, и от этого страдает правление в целом. Как позже бароны писали папе: «…если кто-то подает жалобу и ищет справедливости против Лузиньянов… король чрезвычайно ополчается против жалобщика: он, который должен быть милостивым судией, превращается в страшного врага».

Последняя фраза содержит самую суть их претензий. Король-судья стал королем-агрессором. Своей чрезмерной мягкостью к братьям Лузиньянам Генрих поставил под сомнение свою основную обязанность по условиям Великой хартии вольностей и по убеждению его баронов: долг короля – обеспечить доступное, дееспособное и в разумных пределах беспристрастное правосудие. Он же злоупотреблял государственной властью, чтобы потрафить частным интересам. Слабовольный король удивительным образом превратился в тирана – если рассуждать в терминах классической политической философии.

Но хуже всего было то, что Генрих постепенно терял связь с реальностью. Главной бедой 1250-х, связанной со всеми прочими проблемами королевства и демонстрирующей как представление Генриха о сути королевской власти, так и глубину его неизлечимой глупости, стала ситуация вокруг Сицилии – острова, расположенного далеко от границ английского королевства.

Сицилийская авантюра родилась от брака двух одержимостей Генриха: его вдохновенной религиозности и его маниакального стремления возродить империю предков. В 1250 году Генрих решил принять крест, и это заметно изменило его внешнюю политику. Потратив десятилетия на создание антифранцузских альянсов на востоке – важнейшим из них был союз с императором Фридрихом II, которому Генрих отдал в жены свою сестру, – король внезапно сменил курс.