Дэниел Джонс - Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

12 октября 1247 года слабый свет свечей всю ночь мерцал в королевской опочивальне. Это был канун праздника перенесения мощей святого Эдуарда, теперь святейшего из королей в истории английской монархии и тезки старшего сына Генриха. Король благоговейно преклонил колена и погрузился в покаянную молитву. Он постился, питаясь одним только хлебом и водой. Проводя ночь в ревностном служении, в густом чаду свечей, он готовился к церемонии освящения монархии.

Следующий день должен был ознаменоваться пышным, великолепным и благочестивым торжеством. Генрих купил у аристократов Утремера хрупкий хрустальный сосуд, хранивший каплю крови Христовой, пролитой Им, когда Он претерпевал страстные муки на Кресте. Новое приобретение прекрасно вписалось в королевскую коллекцию священных реликвий, в которой уже был камень, хранивший отпечаток ступни Иисуса, оставленный им непосредственно перед Вознесением. В день святого Эдуарда, церковный праздник, осенивший историю английской монархии благостью сонма святых, Генрих представит Вестминстерскому аббатству свой новый подарок – величайшую христианскую реликвию Западной Европы, с которой не сравнится даже принадлежащий Людовику IX Терновый венец.

В кои-то веки ему было что праздновать. Для разнообразия заняв себя мирной деятельностью, его брат Ричард Корнуоллский контролировал выпуск новой монеты, которая вернет доверие обесценившейся английской валюте и принесет обильную прибыль и казне, и графству Корнуолл. Были и другие хорошие новости: восстание валлийцев, последовавшее за подчинением Давида ап Лливелина Генриху в 1241 году, закончилось, и в апреле 1247 года союз уэльских принцев снова принял условия английской короны, покорившись Генриху как своему феодальному сюзерену. Власть английского короля простерлась над Уэльсом дальше, чем когда бы то ни было со времен правления его отца. Семья Плантагенетов тем временем росла: в мае Генрих выдал двух родственниц королевы за двоих своих подопечных: графа Линкольна и лорда Коннахта. Близкий круг короля прирос двумя влиятельными баронскими семьями, и Генрих почувствовал себя увереннее в своем королевстве.

По убеждению Генриха, его правление легло на нужный курс. И вот, когда забрезжил рассвет, все священнослужители Лондона собрались под гигантским деревянным шпилем кафедрального собора Святого Павла, одетые, согласно праздничному церемониалу в сутаны и мантии с капюшоном; их окружали причетники, державшие церковные символы и кресты. Сотни свечей разогнали темноту осеннего утра. Все ждали короля.

Генрих приехал, одетый в простой плащ без капюшона – кающийся грешник, чье скромное платье выделялось на фоне роскошных нарядов его свиты. Он вошел в собор, крепко сжимая в поднятых над головой руках маленький хрустальный фиал; взгляд направлен вверх, на изумительную реликвию и дальше – в небеса. Затем он возглавил крестный ход из Лондона в Вестминстер.

Это было нелегкое предприятие. Король был вымотан постом и бессонной ночью и чуть не падал, спотыкаясь о рытвины и колдобины. Но его искренняя любовь к показной набожности и несгибаемая вера в славу своей монархии искупала все трудности. Он всю жизнь обожал пышные демонстрации королевского благочестия, с тех пор как в возрасте 13 лет с благоговейным трепетом наблюдал в часовне Святой Троицы в Кентербери, как останки святого Томаса Бекета переносили в великолепную золотую раку, украшенную драгоценными камнями. Может, именно это воспоминание всплывало в его памяти, когда он шествовал со святой кровью в ноющих руках: он нес свой трофей, подняв его высоко вверх, а два помощника поддерживали его локти.

Участники процессии еще издалека услышали восторженный шум толпы, ожидающей их в Вестминстерском аббатстве. Из дверей церкви доносились песни, плач и воззвания к Святому Духу. В 1245 году в церкви началась серьезная реконструкция: ее перестраивали в стиле французской готики. Чтобы она максимально походила на великолепные французские соборы – Сент-Шапель, Сен-Дени и Реймсский – и даже превосходила их, королю придется потратить около 45 000 фунтов. К фасаду пристроят стройные, устремленные ввысь колонны, добавят сводчатые окна с витражами; основной вес кровли будет перенесен со стен на арочные контрфорсы.

Охваченный религиозным экстазом король не остановился, когда процессия приблизилась к церкви. Сжимая склянку над головой, он прошествовал дальше и сделал круг почета – вокруг церкви, в прилежащий к ней дворец и в конце концов в свои личные палаты. Закончив обход, Генрих вернулся в церковь и, как выражение не только щедрости короля, но и его чуть ли не Божественного величия, преподнес бесценный дар Богу, церкви Святого Петра в Вестминстере, обожаемому святому Эдуарду и клирикам аббатства.

Этот расточительный спектакль стал самой пышной из торжественных церемоний, устроенных Генрихом. Он разыграл перед глазами собравшихся триумфальную сцену, которой позавидовали бы утонченные дворы Людовика IX и Фридриха II. В завершение церемонии епископ Норвича прочел проповедь, в которой упирал на превосходство реликвии Генриха над любой другой реликвией Европы: «Крест – святейший предмет, но святым его сделала пролившаяся на него кровь Христова; не наоборот – не Крест одарил своей святостью Его кровь».

По словам Матвея Парижского, после он добавил: «…только благодаря благочестию и великой вере короля Англии, самого преданного христианина из всех христианских принцев, Иерусалимская патриархия рассталась с этим бесценным сокровищем… потому что все знают, что нет в мире другой такой благочестивой и верующей страны, как Англия».

Так Генрих понимал свой королевский сан: служба, исполняя которую, необходимо превзойти в святости всех предшественников и своим почтением к Исповеднику продлить линию английских королей до времен, предшествовавших Завоеванию. Как и Генрих I, король привязывал свое владычество к древней саксонской династии, прославляя его английский базис, а не только нормандскую и анжуйскую надстройку.

Но дело было не только в генеалогии. Королевская власть Генриха представала здесь вопросом не права и завоевания, но богоданности. Генрих показал себя королем – хранителем Церкви, а не ее гонителем, как часто случалось в правление его отца и деда; он обогащал и защищал Церковь, сохраняя дух коронации, на которой он был миропомазан и приобщился к Богу и его святым. Это была и дань растущему в его душе стремлению: стать королем-крестоносцем. Вот идет Генрих-заступник, Генрих-пилигрим, Генрих-благодетель, обращающийся напрямую к душе Англии и к ее истории.

Обращался он и к английской знати. После церемонии Генрих сбросил свой нищенский костюм и облачился в блестящий наряд из дорогой ткани, перевитой блестящей металлической нитью и украшенной золотом. Водрузив на голову простую золотую корону, он посвятил в рыцари своего брата по матери, лузиньянского аристократа Уильяма де Валенса, и нескольких своих пуатевинских и гасконских вассалов. Король – священник и паломник – теперь сделался предводителем знати.